Книга Дверь в декабрь - Дин Кунц

Девочка металась под одеялом, но не столь яростно, как чуть раньше. В ужасе стонала, но так тихо, что не будила мать. Вроде бы Мелани боролась с тем, кто нападал на нее, но у нее недоставало сил для сопротивления.

Дэну оставалось только гадать, какой монстр выслеживал ее в кошмарном сне.

А потом в комнате резко похолодало, и он понял, что монстр этот, возможно, выслеживает ее не во сне, а в реальности.

Он вернулся к своей кровати, взял со столика револьвер.

Температура воздуха стала арктической. И продолжала понижаться.

* * *

Двое мужчин сидели за столом у большого панорамного окна, играли в карты, пили шотландское виски и молоко, прикидываясь двумя парнями, которые отлично проводят время в компании друг друга.

Ветер завывал под карнизами бревенчатого коттеджа.

Снаружи царила морозная ночь, в феврале в горах по-другому и быть не могло, нового снегопада не ожидалось, по искрящемуся звездами небу плыла огромная луна, заливая перламутровым светом припорошенные снегом сосны и ели и укрытый белым одеялом луг на склоне горы.

Они находились далеко от шумных улиц и ярких огней Большого Апельсина[22].

Шелдон Толбек удрал из Лос-Анджелеса вместе с Говардом Рензевеером в отчаянной надежде, что расстояние гарантирует безопасность. Они никому не говорили, куда отправились, в столь же отчаянной надежде, что убийственный психогейст[23]не сможет последовать за ними в место, о котором не знает.

Во второй половине прошлого дня они на автомобиле уехали из Лос-Анджелеса, сначала на север, потом на северо-восток, все дальше и дальше углубляясь в горы, держа курс на небольшой бревенчатый коттедж неподалеку от Маммота[24]. Коттедж принадлежал брату Говарда, но он сам никогда там не был, так что в коттедже их не ждали.

«Оно нас все равно найдет, — с тоской думал Толбек. — Так или иначе унюхает нас».

Он не озвучил эту мысль, потому что не хотел злить Говарда Рензевеера. Говард, в сорок лет по-прежнему очень моложавый, не сомневался, что будет жить вечно. Он бегал трусцой, по минимуму ел жир и белый сахар, каждый день медитировал по полчаса. Говард всегда ожидал, что получит от жизни самое лучшее, и жизнь обычно ни в чем ему не отказывала. И Говард с оптимизмом оценивал их шансы. Говард абсолютно не сомневался (или говорил, что не сомневается) в том, что существо, которого они боялись, не могло путешествовать так далеко и найти их, если они позаботятся о том, чтобы замести следы. Однако Толбек, конечно же, заметил, что Говард бросал нервный взгляд на окно всякий раз, когда карнизы возмущенно скрипели под очередным порывом ветра, и иногда подпрыгивал от громкого треска горящих в камине поленьев. Да и потом, уже того, что они бодрствовали глубокой ночью, хватало, чтобы счесть оптимизм Говарда ложью.

Толбек наливал в свой стакан виски и молока, а Говард Рензевеер тасовал карты, когда в комнате похолодало. Они разом повернулись к камину. Огонь горел, как и прежде, а лопасти вентилятора тихонько шуршали, гоня в комнату теплый воздух. Не открылись ни дверь, ни окно. И вот тут им стало ясно, что холод, который они почувствовали, — не случайный порыв ветерка, потому что температура воздуха быстро снижалась.

Оно пришло. Сказочный, злобный враг. Только что его здесь не было, а через мгновение Оно уже обреталось рядом, демонический и смертоносный сгусток психической энергии.

Толбек поднялся.

Говард Рензевеер вскочил так резко, что перевернул стакан с виски и молоком, потом стул, выронил колоду карт. Комната температурой уже не отличалась от морозильника, хотя в камине все так же горел огонь.

Большой круглый ковер, который лежал на полу между двумя обитыми зеленой тканью диванами, вдруг поднялся в воздух на высоту шести футов. Там и завис параллельно полу. Потом начал вращаться, будто гигантская виниловая пластинка, поставленная на невидимый проигрыватель.

С мыслями о бегстве, которые казались глупыми и безнадежными, Толбек попятился к двери черного хода.

Рензевеер стоял у стола, зачарованный видом вращающегося ковра, не в силах сдвинуться с места.

Ковер упал на пол. Зато один из диванов полетел через комнату, сбил маленький столик с лампой, сломал две ножки, врезался в стойку для журналов, после чего глянцевые издания посыпались на пол, словно птицы, неспособные взлететь.

Толбек целенаправленно пересекал гостиную в направлении кухни. Он уже практически добрался до двери. И у него появилась-таки надежда, что ему удастся спастись. Не решаясь повернуться спиной к невидимому врагу, который находился в гостиной, он завел руку за спину, пытаясь нащупать пальцами ручку двери.

Вокруг Рензевеера закружились брошенные им карты, обретя собственную жизнь, совсем как щетки в фильме «Ученик чародея»[25]. Они вились вокруг него, словно листья, подхваченные дьявольским ветром, сталкивались друг с другом в этом завораживающем танце, издавая звуки, которые Толбеку уже доводилось слышать, если в его присутствии кто-то затачивал ножи. И едва мысль эта пришла ему в голову, как он увидел, что у Рензевеера кровоточат руки, которыми он пытался отбиться от этих покрытых пластиком прямоугольников, а также лицо, голова, шея. Конечно же, карты не могли быть достаточно твердыми и жесткими, чтобы нанести хоть малейшую царапину, и, однако, они резали, кромсали, а Рензевеер вопил от боли.

Заведенная за спину рука Толбека наконец-то нашла ручку двери. Она не подалась под его пальцами. Заперта. Он мог повернуться, найти стопор, в мгновение ока выбежать из коттеджа, но не смог оторвать взгляд от происходящего в гостиной. Страх одновременно впрыснул в кровь адреналин и парализовал его. Ему хотелось бежать куда глаза глядят, и при этом разум и ноги онемели.

Карты упали на пол, ковер тоже. Руки Говарда выглядели так, будто на них натянули алые перчатки.

Карты еще падали на пол, когда каминную решетку сорвало с кронштейнов. Горящее полено вылетело из камина, пересекло комнату и ударило в Рензевеера, потрясенного до такой степени, что он даже не попытался отбить деревянный снаряд. Полено уже наполовину сгорело, и в полете за ним тянулся огненный хвост. Когда оно ударило Рензевееру в живот, обгоревшая часть окуталась черным дымом и осыпалась на туфли Рензевеера. А несгоревшая сердцевина, словно дротик, проникла в брюшину, разрывая кровеносные сосуды, внутренние органы, неся с собой жар огня.

Этого жуткого зрелища вполне хватило для того, чтобы излечить паралич страха, заставивший Толбека терять у двери долгие, драгоценные секунды. Он нашел стопор, повернул, распахнул дверь, выскочил в ночь, ветер, темноту, побежал, спасая свою жизнь.