Книга Арбалетчики князя Всеслава - Безбашенный

– Судьба у них такая! – заключило наше начальство, и мы тут же получили от него инструкцию – без особых причин не убивать и не калечить, но при наличии таковых не миндальничать. А горе-повстанцы, похоже, задались целью предоставить нам таковые причины. А иначе зачем, спрашивается, стали бы они переться к стенам с крючьями на веревках и с лестницами? Мы выстрелили по несущим лестницы, стремясь пока только подранить для вразумления, но передовые «партизаны» уже подбежали к стене и закинули крючья. Часть их сорвалась, но часть зацепилась, и по их веревкам полезли первые жаждущие героической смерти. Хрясь! Даже под мечом веревка на весу не пожелала быть обрубленной с одного удара, и мне пришлось пилить ее зазубринами на клинке у рукояти. Это помогло – последние волокна лопнули, и взбирающийся по ней «народный герой» тяжело рухнул обратно, шлепнулся и заорал от ушиба. Вот там и отдохни, авось поумнеешь! Сразу три крюка зацепились за зубцы парапета. Один из них, веревку которого не успели натянуть, я отцепил и сбросил – удачно сбросил, судя по воплю внизу. Веревку второго пришлось рубить – она хорошо легла в одной точке на деревяшку и разрубилась в этом месте без возражений. Этот «альпинист» тоже приземлился для вразумляющего отдыха. Но с третьей я ничего уже поделать не успевал…

Пейзанин в черном плаще и с бородатой харей нарисовался между зубцами с явным намерением проникнуть за парапет.

– Лезь обратно! – дружески посоветовал я ему. – Я сегодня добрый!

Пару мгновений этот вышедший родом из народа переваривал услышанное, аж шестеренки в его крестьянском мозгу заскрипели, но… Или я пока еще плоховато изъясняюсь по-турдетански, или «партизан» попался уж больно непонятливый. Вместо того чтобы последовать доброму совету, он закинул ногу, подтянулся, выпрямился и потащил из ножен меч.

От первого его неуклюжего удара я уклонился, второй принял краем цетры на рикошет, но тому то ли понравилось это дело, то ли и из турдетанских богов кто-то тоже троицу любит.

– Ты мне начинаешь надоедать! – честно предупредил я непрошеного героя, парируя уже третий удар. – Лез бы ты все-таки обратно, а?

Ему бы внять и осознать, что неправ, и – вот мля буду – разошлись бы мирно. Не было у меня желания делать лишнюю дырку в турдетанском организме, но вот этот конкретный организм ничему не внял и ничего не осознал, а снова попытался утвердиться по мою сторону парапета. Ну неудобно ему висеть, держась за зубцы, и надо или туда, или сюда, вот он и решил сюда, не потрудившись согласовать своего намерения со мной.

– Ну, извини, хрен ты угадал! – это я уже не стал переводить на турдетанский. И мне лениво, и покойнику это ни к чему. Кажется, это была первая жертва «партизанского» штурма. Но что бы вы делали на моем месте? Ждали бы, пока сами схлопочете от дурня по кумполу? Так это было бы недолго и, кстати, очень больно. Римский гладиус старого «галльского» образца тяжел и неуклюж – не зря Кулхас великодушно подарил эту часть трофеев безоружным крестьянам безо всякого дележа. Но ведь и ломом можно охреначить сдуру по самое не балуйся! Оно мне надо, спрашивается? Так что уж извините, но если кто сдуру ищет героической гибели за родину всенепременно от моей руки, то это карма у него такая, и значит, так тому и быть.

А «партизаны» оказались упертыми. Пока мы разбирались с «альпинистами», подобрались остальные – с лестницами. Лестницы были тяжелые, из добротных лесин связанные, да и лезли по ним густо. Парочку удалось опрокинуть, и на месте их падения образовалась изрядная свалка. По остальным бодро взбирались на верхотуру кандидаты в мертвые герои местного народного эпоса, и уже никак нельзя было отказать им в столь рьяно желаемом. Да и рассердились мы уже, откровенно говоря. В конце концов, сколько ж можно терпение-то наше испытывать!

Три человека из городской стражи уже сложили свои головы на этой стене, четвертого сдернули с нее крюком и изрубили внизу, да и из наших одного копейщика зацепили фалькатой, а вечно невезучего Серегу отоварили обухом топора по лбу. Народ озверел и дрался уже всерьез.

– Мы вас прикроем, а вы стреляйте! – предложили нам копейщики из городской стражи, и Тордул одобрил разумное разделение труда. Снизу хоть и бестолково, но весьма плотно постреливали каменюками «партизанские» пращники, и их воинственный пыл не мешало бы несколько урезонить. Как раз этим добрым делом мы и занялись, поскольку с лезущими по лестницам копейщики уже наловчились более-менее справляться и без нас. Только снизу лестницу очередную приставят, как они ее сразу в несколько копий подцепят да вбок резко дернут – та и падает, если не сильно много народу успело уже на нее взгромоздиться. Ну, а если много, то как появится первая же штурмующая нас харя в проеме между зубцами, так и тычут в нее копьем, а то и сразу двумя. В удачных случаях подколотый при падении и следующих за собой валит, и тогда снова пробуют завалить вбок лестницу – пару раз даже удалось…

По нашей прямой местной специальности дело у нас тем временем тоже пошло значительно веселее, да и наши пращники с тремя лучниками-горцами нас поддержали, и вскоре обстрел стены со стороны противника существенно поутих. А там уже и прочие «партизаны» как-то поугомонились, обескураженные неудачей. Покричали под стеной, поразмахивали оружием, да и отошли восвояси.

– Вот это правильно! Война войной, а обед – по распорядку! – одобрил Володя.

Обедать, впрочем, только наше командование отправилось по-человечески, к Ремду, а нам был доставлен оттуда на стену «сухпай». Настроения мне это не прибавило, поскольку за обедом я намеревался не наесться и прогуляться в дом за добавкой, при выпрашивании которой разведать, в каком его закутке строгая мамаша держит Велию. Увы, приказ командира был строг – не сметь отлучаться со стены. Более того, после обеда на нее стали подтягиваться и вооруженные горожане. Явился и наш начальник – почему-то в сопровождении трех домашних рабов «досточтимого».

– С вами мы точно победим, вы только под ногами не путайтесь! – сказал им один из наших туземных камрадов при виде того, как они держат копья и щиты.

Ржали все, кроме двух ветеранов, один из которых задумчиво проговорил:

– Тордул зря ничего не делает…

После обеда «партизаны», тоже подкрепившиеся и вспомнившие, что они на войне, снова предприняли попытку штурма, который мы отразили уже не в пример легче, поскольку с самого начала не церемонились. Посменно, по пять человек, нас прогуляли «до ветра». Ужин – в виде такого же «сухпая», как и обед – нам снова доставили на стену, вместе с боеприпасами. А после ужина вернувшийся с нормальной человеческой трапезы командир вдруг подозвал к себе пятерых копейщиков, что-то сказал им, и они, стараясь не привлекать к себе внимания, по одному спустились со стены. С ними ушел куда-то и один из пришедших в обед вооруженных рабов. Мы едва успели выкурить пущенную по кругу трубку, когда Тордул подозвал нас и второго из рабов:

– Спускаетесь тихо по одному и ждете его, – начальник указал на раба. – Он поведет вас. Идти тихо, на глаза никому не попадаться. Делать все, что он скажет.

В городе раб повел нас такими задворками, что сами мы точно заплутали бы. Периодически по его знаку мы замирали, затем, когда он давал отмашку, продолжали движение. Чтоб совсем уж никому на глаза не попасться – это, конечно, едва ли, город есть город, и старушка какая-нибудь глазастая найдется всегда, но видевших нас было немного, и все они были заняты собственными делами. Наверное, мы обошли полукругом добрых полгорода, когда совершенно неожиданно раб вывел нас к заднему двору дома Ремда, где перед нами раскрыли калитку.