Книга Владыка - Александра Лисина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но я же маму видел!
— Кхе. Маму, не маму, но меня точно видел. Я даже испугался, что крикнешь во все горло и всю малину мне испортишь. А ты меня сразу «мамой» назвал. Я так удивился, что даже растерялся! Некстати подумал о Белке, вспомнил ее лицо и… Короче, когда осознал, на кого с перепугу стал похож, то едва сам не заорал!
Таррэн отвернулся, пряча улыбку. Дети, представив сурового опекуна в таком виде, хихикнули. Белка неожиданно покачала головой, а Шранк злорадно потер ладони, всем своим видом говоря: «Вот как? Ну ты и попал, напарничек!»
Валлин, к счастью, не заметил зверского выражения его лица. Только вздохнул еще тяжелее и сконфуженно развел руками.
— Не смешно, между прочим. Я, как себя в озере увидел, улепетывал оттуда с такой скоростью, что только пятки сверкали. По дороге наткнулся на какого-то эльфа… и вот тогда меня осенило, в чем фокус и каким образом можно стать похожим на кого-то другого. Не силен я в магии, но, думаю, кровь мимикра что-то со мной сотворила. Амулет Робсила позволял наводить только одну личину — рыжую, но, когда он сломался, а наша кровь смешалась, эта особенность стала значительно интереснее.
— Да-а, — присвистнула Белка. — Получается, ты у нас почище Карраша теперь будешь личины менять? Крови тебе, похоже, не надо. Только взглянуть разок или коснуться… скажи кто, не поверила бы! Когда я в твои зенки заглянула и увидела там знакомое выражение… подумала, брежу. Но запах, к счастью, не подделаешь. А пахнет от тебя и сейчас…
— Не продолжай, — подозрительно серьезно попросил Шранк. — Не стоит травмировать нежные детские разумы такими жуткими подробностями.
Вал зло на него покосился.
— С кем поведешься, так тебе и надо, — невозмутимо выдал воевода, и бывший ланниец сердито сплюнул.
— Сволочь. Я, между прочим, за последнюю неделю в кого только не перевоплощался. Но, как выяснилось, личина Аттариса самая удачная — хранителей пускают везде и без всяких вопросов. Так что вчера я нашел нашего общего знакомого, огрел кулаком по затылку, связал получше и упрятал в ближайший шкаф, чтобы не вылез, когда не надо. А потом пришел в тронный зал, полагая, что именно там все и решится. — Вал нехорошо покосился в сторону напарника и мстительно добавил: — Как оказалось, правильно пришел — Шранку вечно приходится спину прикрывать, чтобы не пырнули ненароком.
Воевода едва не упал от такой наглости, но дружный хохот вынудил его ненадолго отложить кровожадные планы в отношении дурного напарника.
— Ладно, Вал, а в чем проблема-то? — отсмеявшись, спросила Белка. — Чего ты такой несчастный?
— А в том, что я могу перекинуться только в того, кого вижу и кого успел когда-нибудь коснуться. Но обратно… обратно-то не получается! Представляешь, какое гадство! Каррашу что — он привычный, а я совсем с ума схожу! Что мне делать?! Как теперь свою любимую морду вернуть?!
Шранк неприлично хохотнул:
— Ну все, рыжий: быть тебе до гроба с длинными ушами!
— Хватит ржать! Мне ж на самом деле в себя не перекинуться! Что я отцу скажу? Кто мне поверит?
— Вал, — подозрительно серьезно спросил Таррэн, — а ты в зеркало не пробовал смотреться?
— Чего? — застыл рыжий, когда по комнате прошла вторая волна восторженного смеха.
— В зеркало, говорю, не додумался посмотреть? Забыл, как Карраш меняет облик, лишь взглянув на отражение в озере? Никогда не думал, что иногда достаточно лишь представить, кем ты хочешь стать, чтобы по-настоящему измениться?
«Эльф» неуверенно улыбнулся.
— Правда?
— Правда, Вал, — все так же серьезно кивнул Таррэн. — Надеюсь, это была твоя единственная проблема? У меня, знаешь ли, отец еще в обмороке — пора бы помочь.
— Ага, — растерянно отозвался Страж. — А можно мне куда-нибудь посмотреться? До того эти уши надоели!
— Ничего. Мы всю жизнь мучаемся, так что утешься осознанием того, что у тебя это не навсегда.
«Аттарис» торопливо закивал и выбежал из комнаты, по пути бросив настороженный взгляд на радостно скалящегося напарника. Чуяло его сердце, этот гад задумал какую-то пакость. Зря в народе говорят: «рыжий — бесстыжий», — а как взглянешь на воеводину морду, так сразу и понимаешь, кто настоящий пакостник среди добрых, послушных, отзывчивых и очень смирных Стражей.
Шранк проводил напарника злорадной усмешкой и бесшумно прикрыл дверь.
— Ладно, хватит оттягивать, — нервно сцепила ладони Белка. — Все равно ничего умнее не придумаем.
— Целовать будешь? — со знанием дела поинтересовался Элиар.
— Зачем мне тут два трупа?
— А почему два?
— Потому что один из трупов будет твой, если не прекратишь язвить! А второй… Можно подумать, ты не знаешь, что случится, если я его коснусь!
— Знаю, конечно, — поежился светлый. — А сегодня ты еще и от Иттираэля набралась всякой гадости. Как же ты собралась помогать Тирриниэлю?
— А вот так, — прошептала Белка и, качнувшись вперед, вдруг обвила руками шею Таррэна, развернула к себе и голодным пересмешником впилась в его губы.
Эльф вздрогнул от неожиданности, потому что прежде она не позволяла себе такого в присутствии посторонних, и едва успел приложить ладонь к груди ослабленного отца, когда внутрь хлынула накопленная ею магия.
Таррэн судорожно вздохнул, напрягся, краешком сознания отметив, что его собственный резерв восстанавливается с невероятной скоростью. Поспешно выпустил лишнее в тело владыки. С облегчением осознал, что сделал это вовремя, потому как суматошное сердце уже заколотилось и требовательно рванулось к Гончей. А потом успокоено прикрыл глаза: все хорошо, отец поправится. Конечно, если бы она коснулась его сама, Тирриниэль мог бы и не выдержать. Но сейчас ее дар просачивался сквозь его собственное тело, через неистово грохочущее сердце, через грудь, плечи, руки… и лишь после этого вливался в изможденного повелителя, постепенно наполняя его ауру жизнью, исцеляя, насыщая резервы.
Таррэн жадно вдохнул еще раз.
Белка… как, наверное, сейчас горит ее кожа… как полыхают вычерченные на спине руны: арда, иллара, аттава и конечно же уррда. Смертельно опасные руны подчинения, которыми он так любил любоваться. Особенно в темноте, когда ее тело растворялось во мраке, а единственным, что можно было рассмотреть, оставался лишь рисунок на ее мягкой коже. Дивный, неповторимый, горящий потусторонним светом брачный покров, который никто и никогда, кроме него, в здравом уме не видел. Тот, который она открывала лишь для него, позволяя наслаждаться собой так, как он захочет. И так долго, на сколько у них обоих хватало сил.
Таррэн и сам не заметил, в какой момент перестал замечать усмешки на лицах друзей и отнял руку от груди полностью восстановившего резерв отца. Когда обвил ее талию и требовательно притянул, позабыв обо всем на свете. Он совсем потерял счет времени, как всегда бывало рядом с его удивительной парой. Забылся, почти растворился в ней без остатка. Потому что сейчас в его мире была лишь она. Ее волосы. Ее руки. Аромат меда стал вдруг таким сильным, что у него перехватило дыхание, а рубаха на груди снова начала опасно тлеть…