Книга Язык Адама. Как люди создали язык, как язык создал людей - Дерек Бикертон

Поверьте, вы работаете над таким исследованием, какого еще никто не проводил. Видите ли, гораздо проще рассуждать туманно и общо, о том, как мог развиваться протоязык, как он мог работать, чем спуститься на уровень практически важных и конкретных вещей и посмотреть, как все эти правдоподобно звучащие вещи, так часто произносимые в связи с формированием языка, могли работать на практике. Вы подумаете, что люди, которые утверждают, что язык сформировался под влиянием того или иного давления отбора, могли бы хоть подумать о том, какие именно слова пробудило бы к жизни это давление и насколько разумно предполагать, что наивные гоминиды, не так давно отделившиеся от других человекообразных, обладали именно этими словами или создали их. Но до этой книги никто, буквально ни один из тех, кто писал о языке, не предположил, какие именно слова должны были возникнуть первыми или при каких именно обстоятельствах они произносились, и менее всего они думали о том, как эти слова могли бы помочь приспособиться к тому конкретному виду давления, который очередной автор самоуверенно провозглашает двигателем языковой эволюции.

Я предполагаю, что наши предки менее всего пытались создать запас слов, потому что никто из них и не подозревал, что он делал. Призывные сигналы в принципе могли запустить «ага!»-реакцию, осознание того, что слова могут относиться не только к большим мертвым травоядным, но нет никакой особой причины верить, что именно это и произошло. Напротив, когда мы представляем, что гоминиды, по сути, в своем поведении и строении сознания были гораздо ближе к человекообразным обезьянам, чем к нам, кажется сомнительным, что нечто подобное могло произойти так быстро и драматично. А если мы вспомним все то, что говорилось в предыдущих главах, где приведены хорошие причины того, что слова не следовали за понятиями, а предшествовали им, шансы «ага!»-момента снижаются почти до нуля.

Здесь есть необходимость в новом поле для исследования — изучении гипотетических ранних словарей и коммуникативных последствий выбора разных перечней слов для формировании словарных запасов объемом около ста единиц.

Эта область красива тем, что можно проводить эксперименты: можно давать такие словари реальным людям из плоти и крови, а не только компьютерным симуляциям и предлагать им различные коммуникативные задачи для решения в условиях ограниченности ресурсов. Конечно, воспроизвести языки Каменного Века не удастся, мы — люди, а они ими не были, но вам удастся установить предел того, что они могли достичь, и я готов поспорить, что в процессе всплывут новые неизвестные факты о языке.

Единственная из известных мне ученых, кто проводит подобные исследования, — это Джилл Боуи (Jill Bowie), которая только что закончила работу над диссертацией в Университете Ридинга, в Англии. Она предъявляла людям набор из 50 слов и сценарий «на выживание» и просила их общаться, используя только эти слова. Приведу один пример. Один из участников, которому необходимо было выразить следующее: «В лесу Фреда укусила огромная змея», сделал это так: «Много много деревьев (ДЕЛАЕТ ДВА КРУГА РУКАМИ)/Фред/змея/большая змея/большая большая змея/(ТЫКАЕТ В НОГУ)». Особенно впечатляет смесь модальностей, которая прекращает все споры о том, был ли язык сначала выражен знаками, произнесен или разыгран в пантомиме. Правильный ответ: все из вышеперечисленного.

Надо проводить больше таких экспериментов, варьируя и содержание словаря, и его величину. Какие слова и сколько их нужно для эффективной коммуникации в разных сферах: воспитании детей, общественных интригах, изготовлении орудий, обмене сплетнями? Станет эмпирически возможным проверить мое утверждение о том, что никакой из этих видов деятельности не смог бы запустить развитие языка, либо потому, что необходимые для этого слова слишком абстрактны, чтобы сохранить гибкость ранних изобретений, либо из-за того, что слишком много слов пришлось бы изобрести, прежде чем стало бы возможным обмениваться полезными или интересными сообщениями. Поскольку эти виды деятельности, крайне неправдоподобные в качестве первичных причин, все-таки могли внести свой вклад в развитие протоязыка, когда он уже появился, можно было бы оценить величину и вид этого вклада.

Здесь, конечно же, есть подводные камни. Один вид, каким бы умным он ни был, никогда не сможет мысленно проследить путь обратно в шкуру другого. Свободные интерпретации, убедительные правдивые истории — все это и многое другое будет сбивать исследование с толку. Уверенность в том, что существуют непреложные правила там, где дело касается людей, угрожает исследованию с другой стороны, и она тоже должна быть пресечена. Может существовать истинное убеждение, но мы не знаем, насколько оно истинное, пока не проверим его. И уж если мы можем разобраться, что случилось в первые секунды существования Вселенной, загадка о том, как начал свое существование протоязык, не должна лежать за пределами наших возможностей.

Снова связь

Из всего вышеизложенного следует, что уже на очень ранней стадии слова могут связываться друг с другом и формировать более сложные сообщения. Такое предположение разумно? Учитывая, что маленькие дети и человекообразные учатся делать это без всяких специальных инструкций, мы должны, однако, помнить о том, что у обоих есть бесконечное множество моделей — родителей и учителей, показывающих им, что можно сделать. И, как мы видели, никакая СКЖ не может как следует связать свои компоненты. Не слишком ли сильное предположение мы сделали?

Не думаю. Причина, по которой единицы СКЖ не сочетаются между собой, не является какой-то мистической невозможностью комбинирования. Ее составляют два простых факта: сигналы СКЖ являются законченными сами по себе и их сочетание не имеет никакого смысла.

Со словами дело обстоит наоборот. Слова редко самодостаточны, и по отдельности они могут иметь много разных значений. Мужчина, ведущий машину по проселочной дороге, встретил женщину, едущую в обратном направлении, и она прокричала ему что-то, в чем он расслышал только слово «Свинья!». Вполне естественно, он подумал, что имеет дело с бешеной феминисткой, озабоченной мужским шовинизмом, но тут ему пришлось резко затормозить, когда за следующим поворотом он увидел огромного хряка, лежащего посреди дороги. Хотя такие команды, как «Стой!» или «Беги!», весьма однозначны, большинство слов обретают точное значение лишь в сочетании с другими.

Животные могут соединять движения в серию, так почему же не сделать это со словами, раз они могут их усвоить? Поскольку самым простым способом связи слов все еще остается выстраивание их в ряд (процесс, от которого Хомский отказался как от логически невозможного, помните?), мы можем предположить, что в протоязыке так и делалось. Это почти тот же способ, который используют человекообразные и те, кто говорит на пиджине. И если верна моя догадка из главы 10, что понятия должны не только возникнуть, но и на уровне мозга связаться друг с другом прежде, чем может родиться настоящая мысль или язык, то гоминидам и человекообразным обезьянам нужно именно это. (Те, кто говорит на пиджине, обращаются к связи «бусин на нитке» не поэтому, а потому, что пиджин, в отличие от родного языка, не имеет автоматизированной системы создания иерархических структур.) Поэтому после миллиона лет или более протоязык должен был выглядеть как пиджин, со словами, не сильно отличающимися от современных.