Книга История пчёл - Майя Лунде

Портьеры справа зашуршали и отодвинулись в сторону, а из-за них вышла пожилая женщина. Она приветливо улыбнулась мне. В ней было что-то невероятно знакомое — посадка головы, узкий воротник-стойка, сеточка морщин вокруг глаз. Я много раз ее видела, но так близко — никогда.

Передо мной стояла Ли Сьяра, руководитель Комитета, единственного в нашей стране органа власти.

Я отшатнулась, но она улыбалась.

— Мне жаль, что нам довелось встретиться таким образом, — тихо заговорила она, — но нам давно пора побеседовать с вами. — Она положила руку на спинку кресла. — Пожалуйста, присаживайтесь. — Не дожидаясь меня, она опустилась в кресло напротив. — Знаю, у вас много вопросов. Приношу свои извинения, что не смогла сама приехать за вами. И надеюсь, что нам удастся разобраться во всем. — Она говорила мягко и размеренно, как по писаному.

Наши лица находились вровень, я не могла отвести от нее глаз. Сейчас, без медиафильтров, ее лицо выглядело таким беззащитным, близким и настоящим.

Дыхание у меня перехватило. Эта женщина… За какие решения она несет ответственность? Что у нее на совести? Вымершие города? Судьба паренька из ресторана? Обреченные на смерть старики? Похожие на призраков полу-дети, которых отчаяние вынуждает охотиться на людей?

Моя собственная мама?

Нет. Нельзя об этом думать, надо гнать эти вопросы, ей известно больше моего, как я могу судить.

— Я была бы признательна, если бы вы рассказали, почему я здесь. — Я изо всех сил попыталась скопировать ее манеру говорить.

Она задумчиво смотрела на меня:

— Сперва вы немало докучали нам.

— Но…

— Особенно когда приехали в Пекин. — Ли Сьяра на секунду умолкла. — Но потом… Мы действительно собирались связаться с вами, нам не хотелось, чтобы вы, вы оба, так долго пребывали в неведении. Но сперва нам требовалось убедиться.

— В чем убедиться?

Она подалась вперед, словно желая стать ближе ко мне:

— И теперь сомнений у нас не осталось. (Я молчала. От ее спокойного тона во мне пробудилась ярость, но мои вопросы явно бесполезны.) И возможно, все обернулось к лучшему. Хорошо, что вы сами отыскали ответ.

Стараясь сохранить спокойствие, я вздохнула и проговорила:

— Я не понимаю, о чем вы.

— Мы стоим на пороге новой эпохи, и в ней вам уготована особая роль. Мы надеемся, что вы от нее не откажетесь.

— Да о чем вы толкуете?

— Об этом вам еще предстоит услышать. Для начала я попросила бы вас рассказать, что, по вашему мнению, произошло с вашим сыном. К чему вы пришли?

Невероятным усилием я взяла себя в руки. Это был приказ, и я могла лишь повиноваться ему. А если откажусь — что тогда?

— То, что случилось с Вей-Венем, будет иметь последствия не только для меня, — медленно проговорила я, — и не только для него.

Она кивнула:

— Еще что-то?

— Думаю, что именно поэтому вы и забрали его. То, что с ним случилось… после этого многое может измениться. (Ли Сьяра молчала.) Где он? — взмолилась я. — Больше мне ничего неизвестно!

Она безучастно глядела в пустоту и не отвечала.

Внутри у меня будто что-то взорвалось, я больше не могла выносить ни молчания, ни спокойного назидательного тона, ни игры в угадайку, ни невозмутимого взгляда, ни полуулыбок, которые у меня не получалось истолковать.

— Я больше ничего не знаю! — Один прыжок — и я оказалась подле нее.

Она сжалась.

Я схватила ее за плечи, и впервые за все время выражение лица у нее изменилось: сквозь толстый кокон равнодушия проступил страх.

— Где Вей-Вень? — кричала я. — Где он? Что с ним? — Я пыталась вытащить ее из кресла. — Я больше так не могу! Ясно вам? Это мой ребенок!

Мое тело, привыкшее к физическому труду, было крепким и выносливым, вырваться она не сумела бы, я встряхнула ее за плечи и швырнула на дверь. Раздался глухой удар, ее лицо скривилось, я наконец-то пробудила в ней что-то, но остановиться уже не могла и не переставая кричала:

— Где Вей-Вень?! Куда вы его дели?!

В комнату ворвались охранники, набросились на меня сзади, оттащили меня от нее, швырнули на пол, не давая подняться. Я разрыдалась.

— Вей-Вень… Вей-Вень… Вей-Вень…

Ли Сьяра стояла рядом, вновь невозмутимая и спокойная. Она поправила одежду и отдышалась.

— Отпустите ее.

Охранники неохотно ослабили хватку, но я осталась сидеть на полу, скрючившись. У меня не осталось сил. У меня ничего не осталось. Ли Сьяра медленно склонилась надо мной, положила руку мне на затылок, медленно провела ладонью по моей щеке и, взяв за подбородок, заставила меня поднять голову. Наши взгляды встретились.

А потом она кивнула.

* * *

Он лежал на белой простыне в залитой электрическим светом палате. Он спал. Укрытый одеялом, так что видна была лишь голова. Личико было пухлым, и все же он слегка осунулся. Под глазами залегли глубокие тени. Я подошла ближе и увидела, что с одной стороны голова у него обрита. Я сделала еще шаг и поняла почему. Кожа за ухом, почти по линии роста волос, покраснела. Вокруг места укуса. Я подавила в себе желание броситься к нему. Кроме меня, тут никого не было, но я знала, что они наблюдают. Они всегда наблюдали за мной. Однако на месте я осталась не поэтому.

Пока меня отделяли от него два метра, можно было по-прежнему думать, что он спит.

Я могла считать его спящим и не замечать кристаллов льда, подбирающихся к ножкам его кровати.

Я могла считать его спящим и не замечать облачка пара, появлявшегося передо мной каждый раз, когда теплый воздух покидал мои легкие.

Я могла считать его спящим и не замечать, что возле губ Вей-Веня такого облачка не было, что над его кроватью, над белой простыней, воздух, холодный и чистый, застыл, как стекло.

Джордж

ОТИМ-ХИЛЛ, ОГАЙО, США

2007

Возле дома Гарета пахло паленым. По двору полз сладковатый запах горячего меда и бензина, ударивший мне в нос, едва я открыл дверцу машины. Гарет стоял, повернувшись ко мне спиной и глядя на большой костер. Пламя взмывало на несколько метров вверх. Он побросал ульи как попало, даже друг на друга не поставил. Огонь гудел, трещал и пощелкивал. Я вдруг подумал, что огонь радуется. Он словно живет своей жизнью. И ему нравится уничтожать дело чьей-то жизни. Гарет сжимал в безвольно висящей руке канистру из-под бензина. Может, он вообще про нее забыл?

Он обернулся и увидел меня, но, похоже, не удивился.

— Сколько? — спросил я, кивнув на костер.

— Девяносто процентов.

Не ульи, не семьи, а проценты. Как будто речь шла о бухгалтерии. Вот только глаза его говорили другое.