Книга Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости - Майа Шалавиц

Как следствие, я не испытывала никакого отвращения к идее Высшей Силы. Скорее, я была удивлена тем, что ее привлекают для медицинского лечения физического недуга. Однако иного выбора у меня не было, поэтому я попыталась. Первая ступень – «Признать, что мы оказались бессильными перед [алкоголем/наркотиками] и от этого жизнь вышла из-под нашего контроля» – была для меня очевидной. Я не могла контролировать употребление наркотиков, и это разрушало мою жизнь. Если бы я продолжала попытки взять наркотики под контроль, вместо того, чтобы полностью отказаться от их употребления, то мне не стало бы лучше. Естественно, мне нужно было полное воздержание, потому что я не смогла бы «просто принимать кокаин и героин по выходным дням», что было бы для меня предпочтительнее. Хотя я не могла смириться с идеей о полном бессилии, которую пропагандировали некоторые сторонники 12 ступеней, я все же понимала, что любые мои дальнейшие попытки умеренно употреблять кокаин и героин станут полнейшим безумием.

Усвоить вторую ступень, девиз которой гласил: «Прийти к вере в то, что только превосходящая нас всех Сила способна восстановить наше душевное здоровье», мне было намного труднее. Очевидно, что есть масса душевнобольных людей, которые остаются таковыми, несмотря на искренние молитвы. Но тем не менее мне всегда хотелось верить в заботливого Бога или высшую силу, пекущуюся о людях, поэтому я на время согласилась и с этим. После этого я без труда приняла и третью ступень: «Принять решение предать нашу волю и наши жизни попечению Бога, каким мы Его понимаем». Я понимала, что мне нужна помощь и поддержка, и решила, что буду молить Бога о них.

Вскоре я начала убеждаться в истинности того, что я тогда толковала как вмешательство Бога в мою жизнь. Во-первых, я преобразилась физически: к концу курса реабилитации я уже не выглядела как ходячий скелет. Для меня это было настоящим благословением. Шли месяцы. Я старалась молиться и медитировать, и это уменьшало тягу к наркотикам. Это казалось мне божьим промыслом. Мне казалось, что Бог слышит мои молитвы и отвечает на них. Мой бывший бойфренд Мэтт тоже стал лечиться после того, как я вознесла за него молитву святому Иуде вместе с девушкой-католичкой, с которой мы жили в одной комнате.

Когда в метро поезд приходил вовремя, я начала считать это проявлением божественной любви, а если он опаздывал, то это было уроком человеческого терпения. Когда люди проявляли ко мне доброту, я явственно ощущала присутствие Бога, если же люди были злы, то это было сигналом к уходу. Программа побуждала нас смотреть на мир, как на любимое творение Бога, который хочет, чтобы мы выздоровели, а так как я изо всех сил хотела выздороветь, то я приняла это. Я избегала мыслей о солипсизме, которые могли запятнать мои новые взгляды. Я отмела прочь все вопросы теодицеи, которые всегда мучили меня, как ребенка человека, пережившего холокост.

И, честно говоря, переход от жизни, в которой я сорок раз в день вводила себе кокаин, к жизни в полной трезвости часто казался мне просто чудом. Это было похоже на вознесение из черно-белого Канзаса в чудесную страну Оз, из скучного, сырого, серого ада в мятежные небеса, на превращение лягушки в принцессу. В контексте того, что говорили мне сотни людей на ежедневных встречах, и поддержки, которую я ощущала благодаря их заботе и пониманию, мне было трудно смотреть на вещи иначе.

Более того, я поняла, что употребление наркотиков связано с моим мировоззрением. Когда я начинала думать, что мир дружелюбен и приветлив, что боль может привести к озарению или по меньшей мере к чему-то осмысленному, я понимала, что ее вполне можно терпеть. Если же я думала, что «жизнь утекает, а потом ты умрешь», то для анестезии мне требовался наркотик, и я не видела ничего зазорного в том, чтобы его искать. Как говорил по этому поводу Ницше: «Тот, у кого есть зачем жить, может вынести почти всякое как». Мне нужно было разумное обоснование страдания; другими словами, почему бы не испытать кайф? В героине я нашла защиту от жизненных взлетов и падений; для того чтобы бросить наркотики, мне нужен был весомый повод противостоять искушению. Программа предложила мне то, что я всегда искала, – способ видеть мир дарящим общность, идентичность и смысл всех бед и горестей.

Тотальное проникновение анонимных алкоголиков в народную культуру того времени помогло мне не замечать присущих их программе противоречий. В 1995 году журнал New York Times Magazine опубликовал статью, где было написано, что встречи анонимных алкоголиков – превосходное место для любовных знакомств. В 1992 году в хитовом фильме «Игрок» главный герой, не алкоголик, ходил на встречи общества, чтобы заключать там сделки. В конце восьмидесятых и в начале девяностых посещение встреч Общества анонимных алкоголиков превратилось в высокую моду. Такие знаменитости, как Кэрри Фишер, Робин Уильямс, Эрик Клэптон и дюжины других звезд, публично рассказывали о своем выздоровлении в группах поддержки, причем все понимали, что речь идет об анонимных алкоголиках. Телевизионное шоу, в котором комедийный актер Джон Ларокетт вел репортажи с встреч анонимных алкоголиков, шло с 1993 по 1996 год.

На телевидении и в других СМИ редко выступали эксперты, поддерживавшие какой-либо иной подход к лечению наркотической зависимости. Если же кто-то осмеливался это сделать, то возмездие не заставляло себя ждать. Я столкнулась с этим на собственном горьком опыте, когда начала писать о противоречивых данных. Но до тех пор, пока я сама не ознакомилась с результатами исследований, я не представляла, насколько позитивные отзывы СМИ о 12-ступенчатых программах не соответствуют современным научным данным.

Однако, поднявшись на три ступени, я преодолела и остальные и нашла их очень полезными. Четвертая ступень, если продолжать по порядку, требует честного и бесстрашного составления морально-нравственного инвентаря. На практике это выглядит так: вы составляете список людей, которым, как вам думается, вы причинили вред, включая сюда людей, на которых вы обижались или сердились. Пятая ступень – это предъявление списка на всеобщее обозрение во время очередной встречи.

Своим исповедником я выбрала женщину, которой искренне восхищалась. Джеральдина бросила пить за пять лет до этого. Это была спокойная, мудрая, жизнерадостная и добрая женщина. У нее были короткие рыжеватые волосы и орехового оттенка глаза. Жила она в просторной солнечной двуспальной квартире в Ист-Виллидж. К двери квартиры вела винтовая лестница. Когда я приехала к ней, Джеральдина налила мне чашку травяного чая.

С характерной для меня въедливостью я напечатала свой список на двадцати двух страницах с одинарным интервалом между строчками. Список содержал короткие описания каждого инцидента, характеристику человека и нанесенную обиду. Среди моих жертв были члены моей семьи, друзья, любовники, клиенты и т. д. Не разделяя страницы, напечатанные на матричном принтере, я положила их на мраморный стол и принялась читать. Джеральдина не выказала ни тени недовольства по поводу предстоявшего долгого чтения. Она слушала меня с искренним сочувствием, сопереживанием и терпением, не проявляя ни удивления, ни скуки. Потом она сказала мне, что выслушала множество подобных историй, но мне мой список казался уникальным в своей позорности.

В квартиру Джеральдины я вошла, не испытывая ничего, кроме презрения к себе и морального отвращения. Но, уходя, я чувствовала, что примирилась со своим стыдом, я приняла его и поняла, что и другие примут меня. Поделившись с Джеральдиной своими грехами и слабостями, я поняла, что все время чувствовала себя недочеловеком, потому что установила себе сверхчеловеческую планку. Вызванная этим ненависть к себе и депрессия, возникшая вследствие невозможности соответствовать своим собственным стандартам, стали пусковыми механизмами моей наркотической зависимости. Что еще хуже, я усугубила проблему, создав петлю метадистресса. Теперь же я была просто человеком – не слишком плохим и не слишком хорошим – и это было прекрасно. Мне не надо было теперь быть исключительной, чтобы хорошо себя чувствовать. Четвертая и пятая ступень тоже преподали мне полезные уроки.