Книга Корона Ордынской империи, или Татарского ига не было - Гали Еникеев

Когда Орда — объединение сторонников нового государства, набрала силу и была признана большинством народа, когда «в Монголии не стало для него [Чынгыз хана] соперников, [он] принимает титул императора и дает своему народу название Монгол»[147] (17, 140).

И вот, достаточно было Чынгыз хану объявить себя императором державы монголов — то есть тем самым объявить войну императору Цзинь, тогда без промедления «верные союзническому долгу» — как выражались советские лидеры в соответствующие моменты — «китайские войска напали на пограничные цзиньские владения, но почти везде были отбиты» (там же, 84).

И незамедлительно вступает в войну с империей Цзинь держава монголов: «…Одно замечание: мы видели, что северная граница цзиньцев была оберегаема тщательно; очень вероятно, что Чингисхан видел трудность успеха при нападении на укрепленные редуты, которые истощили бы его на первых порах; сверх того, с северной стороны через Линь-хуан-фу, путь к центру или богатому краю был довольно далек, и потому поход с этой стороны не представлял удобства. Вот почему мы видим его с первого раза вторгающимся неподалеку от Дай-тун-фу, т. е., он ударил почти в середину владений. Первая победа открыла ему путь к Пекину, и когда он нанес империи рану в самое сердце, тогда распались ея члены, и северная часть империи, или вся Монголия, очутилась в его руках почти без всякого сопротивления» (там же, 148).

«Ганъ-му» (китайская хроника. — Г.Е.) говорит, что он (Чынгыз хан. — Г.Е.) делал неоднократные вторжения и в северо-западные пределы, но неизвестно, чем это кончилось. Из той же истории видно, что Чингисхан боится вторжения со стороны цзиньцев и потому принимает меры предосторожности и усиливает свои войска. Цзиньский двор построил, в предосторожность от Чингисхана, редут Ву-ша-пу, который первый подвергнулся нападению в следующем 1211 году. Чингисхан сам вступает в цзиньские владения, разбивает цзиньского полководца Даши. …Чжэбэ, знаменитый генерал Чингисхана, берет Ву-ша-пу… и между тем как отряд войск завоевывает города вокруг западной столицы, генералы, стоявшие на северных пределах, где они, кажется, напрасно ждали неприятеля спереди, тогда как он очутился позади их, покоряются Чингисхану. Вся Монголия, бывшая под властью цзиньцев, в один год, после одного сражения, досталась победителю. Таков был результат самого первого натиска монголов, совершившийся в один год» (там же, 149).

К татарам Чынгыз хана (уже монголам) начинают присоединяться даже бывшие их противники кидани: «Киданьцы, всегда памятовавшие прежнее свое величие, поспешили воспользоваться расстройством Цзиньской монархии, и потому, между тем как одни из них уже давно служили руководителями монголов, другие думали возстановить прежнее свое царство. Елюй Люгэ, собрав войско в Лун-анъ, овладевает всем Ляодуном, провозглашает себя главнокомандующим, а потом и ваном, и просит Чингисхана признать его своим вассалом. Маньчжуры теряют таким образом даже сообщение со своей первоначальной родиной, которая, по всему видно, тогда перешла в руки монголов. Между тем, войска Чингисхана продолжали действовать в северной части Чжили, в нынешнем Сюань-хуа-фунском департаменте; взяли Сюань-дэ-фу, проходы Губеэйкоу и, наконец, Цзюй-юнь-гуань. Затем монгольская армия разделилась на три части: одна, под предводительством Чучи (Джучи), Чагатая и Угэдэя, разоряла Шаньси, другая земли на восток, лежащая около моря в Ляо-си, и средняя, под предводительством самого Чингисхана, устремилась на Шандунь и завоевала всю эту провинцию.

Таким образом, на другой год, Монголы очутились обладателями почти всех земель, лежащих в Китае на север от Желтой реки (Хуан-хэ), за исключением десяти укрепленных мест, каковы Пекин и прочее. Кроме того, они находят отличного помощника в передавшемся им цзиньском подданном Ши-тянь-ни, который стал посредником между китайским народом и монголами; он определен темником» (17, 150).

«В это время монголы набирали уже войска из китайцев; в завоевании Хэбэй и Хэдунь участвовали 46 китайских дивизий. В самом монгольском войске виднее всех выдается Мухури» (там же, 150–151).

В 1215 г., как сообщает В. П. Васильев, монголы берут Пекин — столицу Цзиньской империи. Воспользовавшись перемирием (татары не любили жару, и на время летней жары Чынгыз хан прекратил боевые действия), император цзиньцев решил перенести столицу и себя, любимого, в более безопасное место. «…В Пекине оставлены наследник престола и министры для защиты. Но между тем войско, провожавшее императора при переселении, верно не желая расставаться с родиной, возмущается, идет назад и потом передается Чингисхану, который отправляет ему подкрепление, чтобы взять Пекин. Осада длится до следующего года. В это время Цзиньский император напрасно посылал войска для вспомоществования Пекину: они были разбиты (у Бачжоу), и Пекин наконец сдался (1215 г.); к Чингисхану были отправлены найденные сокровища и оставшиеся царицы. Монголы устремились тогда к новой резиденции маньчжурских императоров, за которыми оставались только земли на юг от Хуан-хэ и провинция Шэньси» (там же, 153).

Уже фактически разгромленная империя Цзиньцев продолжала еще долгое время вяло сопротивляться, вплоть до 1230-х годов «Мухури предпринимал окончательное завоевание земель Цзиньской империи, еще остававшихся непокоренными». Впрочем, татары там уже почти не воевали — из китайцев была сформирована огромная монгольская армия в 46 дивизий еще до взятия Пекина. «Помощником Мухури был Шитянь-ни, сделанный тогда губернатором в Хэбэй и главнокомандующим, а Вунинь определен его помощником. Чжурчженьский генерал Яньши передается добровольно монголам с округами… где считалось всего 300 000 жителей. История ясно говорит, что Мухури, по совету Шитянь-ни, запретил своей армии производить своевольства в проходимых ей местах; даже пленные дети и старики были отпущены на свободу. В это время выступает на историческое поприще Елюй Чуцай, потомок Киданьского дома, явившийся ревностным заступником интересов китайской нации» (там же, 155).

Заметим, что и исторические источники, откуда приводит эти сведения В. П. Васильев, также составлены «ревностными заступниками интересов китайской нации». И поэтому, само собой разумеется, что все положительные поступки и решения монголов, которые нельзя было скрыть, совершены исключительно благодаря своевременным «советам» умных и благородных китайцев[148]. Или же, в крайнем случае, значительно менее чем китайцы, но тоже умных и благородных киданей, или же, в персидских источниках — разумеется, персов (85; 86; 87).

Как видим, две первые войны монголов с соседями в Срединной Азии — с тангутами (царство Ся) и с чжурчженями (империя Цзинь) мало похожи на «завоевательные походы монгольских ханов за добычей и рабами», «которые начались сразу же после образования Монгольского государства», когда «в 1211 г. Чингисхан предпринял широкое наступление на Китай и на третий год овладел Пекином». «Многочисленное войско китайских богдыханов, военачальники которого считали себя носителями непревзойденной военной мудрости, оказалось бессильными против быстрых монгольских всадников» (49, 79).