Книга Пламя в твоих руках - Марина Эльденберт

Только сейчас поняла, что стою в верхней одежде и уличной обуви. На полу валялись дымящиеся дырявые перчатки, а джинсы обзавелись подпалинами, однозначно намекая на то, что эмоции мне противопоказаны. Из распахнутого настежь окна тянуло холодом, как из самой глубины сердца. Подошла ближе, подставляя лицо обжигающему ветру и глядя на рассыпанные по черному небу блестки созвездий. В такой холод небо почему-то становится пронзительно-высоким, а звезды видны особенно ярко.

Пожалуй, впервые за все время, что мы с Танни остались одни, я не знала, как быть. Как помочь, как исправить то, что произошло. Получится ли у меня все исправить? Можно ли такое исправить вообще?!

Мразь! Дерьмо! Урод моральный!

Ладно, хрен с ним, с Миком. И даже с эсстердой Броджек, но отчим?!

Как я могла быть такой дурой? Как вообще могла поверить, что ему действительно важна Танни?!

Ему. Им обоим!

Почему я не стрясла с Хейда имена посетителей «Веалии»?! Почему не развернулась, не побежала за парочкой, не вгляделась в лицо этой мрази, в его самоуверенную ухмылочку, показавшуюся знакомой?! Почему ничего не сказала Танни?!

Потому что торопилась на встречу.

Потому что сгорала во флайсе с Рэйнаром.

Потому что…

Дабы не подпалить что-нибудь еще, разделась и пошла готовить ужин — из того, что нашлось в холодильнике и могло быстро превратиться в горячую еду. Можно было позвонить в службу доставки, но мне нужно было отвлечься.

А главное, у меня даже получилось.

И ничего не пригорело. Нигде.

Разложив по тарелкам, хотела отнести наверх, но потом решила, что Танни полезнее будет вылезти из комнаты. Особенно сейчас, когда ее спальня напоминает побоище. Она и правда напоминала: к разломанной приставке присоединились ботинки, обрывок подарочной упаковки, носок, леденец, беспорядочно разбросанная одежда. Не просто разбросанная — ощущение было такое, что джинсы, свитер и куртку смело ураганом.

Сама Танни свернулась на кровати клубочком: закутавшись в одеяло, с мокрыми после душа волосами и заплаканным лицом. Спящая, она выглядела совсем девчонкой. Да что там, она и была совсем девчонкой.

Немного постояла, глядя на сестру, потом погасила свет и вышла.

Сейчас, когда эмоции схлынули, разум стал холодным, как небо. Наверное, никогда раньше он не был таким холодным.

С отчимом разобрались.

На очереди эсстерда Броджек. И Мик.

Секретарь директрисы не успела и слова сказать. Я прошла мимо нее, не размениваясь на приветствия или на то, чтобы повесить в шкаф куртку.

— Эсса Ла…

Вторая половина имени застала меня уже в кабинете Мильмены Броджек, которая вскинула голову не то на мои шаги, не то на голос Мальтии:

— …дэ.

Секретарь влетела следом, раскрасневшаяся и напуганная.

— Эсса Ладэ… Эсстерда Броджек, простите, я не успела… она…

— Вам платят за то, чтобы вы все успевали. — Директриса поднялась, раздувая ноздри, и глянула на девушку так, что любая другая на ее месте испарилась бы. Буквально. Хотя я даже приблизительно не представляла себе, как секретарь могла меня остановить. Несмотря на то что была чуть выше и немного объемнее, ей пришлось бы проявить как минимум сноровку Рагги Харримана, ловца флангстонской сборной по гратхэнду. — Кажется, я предупреждала, что занята. Вам придется подождать, эсс…

— Нет, — сказала я, — не придется. А вот вам придется многое мне объяснить, эсстерда Броджек.

Директриса стала пунцового цвета, из-за чего пучок волос показался еще более блеклым, а водянистые глаза потерялись на треугольном лице.

— Да что вы себе позволяете… — начала было она, но я подняла руку.

— Не больше, чем вы. Хотите продолжать при секретаре?

Секретарь не знала, куда себя деть. А заодно меня. Но если с первым еще можно было что-то поделать, то со вторым вряд ли.

— Мальтия, оставьте нас, — наконец произнесла эсстерда Броджек.

С таким видом, словно глотнула сока лици без подсластителя. Не дожидаясь приглашения, я прошла к директорскому столу и села.

— Не помню, чтобы я приглашала вас садиться, эсса Ладэ.

— Не уверена, что мне требуется ваше приглашение, — сообщила, глядя в глаза директрисы.

На какое-то время в кабинете повисло молчание. Напряжение сгущалось, я чувствовала ледяные ожоги, которые вплавляло мне в спину возмущение директрисы. Видимо, она ждала, что я обернусь и признаю свою ничтожность, но так и не дождалась. Тишину нарушил четкий стук каблуков. Мильмена Броджек обошла меня и приблизилась к своему столу.

— Неудивительно, что в вашей семье творится такое.

— Удивительно, — сказала я, — что такое творится в вашей школе. Отцу Лодингера вы тоже звонили?

— А вот это уже не ваше дело.

— Ошибаетесь. Как раз мое. — Я сцепила руки на столе и посмотрела на нее сверху вниз, хотя та возвышалась надо мной, как корявый остов недостроенной малобюджетной высотки. — Моя сестра…

— Ваша сестра, — по мере того, как к эсстерде Броджек возвращалось самообладание, возвращалось и ее привычное снисходительное высокомерие. Директриса опустилась в кресло и поджала губы, — сама поставила себя в такое положение. Полагаю, исключительно потому, что ее моральные качества оставляют желать лучшего.

Я сделала глубокий вдох, досчитала до десяти и даже в окно посмотрела. По дороге сюда решила, что буду держать себя в руках, поэтому наш разговор начался еще относительно спокойно. По сравнению с тем, что могло бы быть. Особенно учитывая, что ночью я почти не спала — все время прислушивалась, что там творится в комнате Танни. Несколько раз даже наведывалась, чтобы посмотреть, все ли в порядке, но сестра спала. Спала крепко, обхватив руками подушку, а рядом на полу лежал Марр. Лежал с полуприкрытыми глазами, мордой к ней, чутко отслеживая малейшее движение.

Ближе к утру я все-таки провалилась в сон. Предварительно поставила будильник на шесть, чтобы успеть поговорить с Танни перед тем, как она уйдет в школу. А проснулась в десять — мобильный самым пакостным образом разрядился.

— Я позвонила ее отцу, потому что вы, как я полагаю, не только не способны сделать из ситуации соответствующие выводы, но и наглядно объяснить девочке, что к ней привело.

— Ее официальным опекуном являюсь я, — повторила холодно. — Несмотря на то что Танни уже совершеннолетняя, до окончания школы она остается на моем попечении. Вы прекрасно знаете закон и прекрасно понимаете, что не имели права этого делать. Закроем тему, и, надеюсь, мы друг друга поняли. Вы беседовали с Лодингером?

Она захлопнула ноутбук с такой силой, что он жалобно хрустнул.

— Это вас совершенно не касается.