Книга Анна Иоанновна - Игорь Курукин

Императрица и фаворит сходились и характерами, и вкусами. Бирон, как известно, был страстным лошадником и наездником, «…почти целое утро проводил он либо в своей конюшне, либо в манеже. Поскольку же императрица не могла сносить его отсутствия, то не только часто к нему туда приходила, но также возымела желание обучаться верховой езде, в чём наконец и успела настолько, что могла по-дамски с одной стороны на лошади сидеть и летом по саду в Петергофе проезжаться».

Оба, памятуя тесные покои курляндских «мыз» и унизительную бедность, имели честолюбивое желание сделать свой двор самым роскошным. Теперь Анна требовала пышности — в соответствии со своими представлениями. «Тёмных цветов как она, так и герцог Курляндский нарочитое время терпеть не могли, — вспоминал Миних-сын, как во времена его придворной юности Бирон пытался стать законодателем мод. — Последнего видел я, что он пять или шесть лет сряду ходил в испещрённых женских штофах. Даже седые старики, приноравливаясь к сему вкусу, не стыдились наряжаться в розовые, жёлтые и попугайные зелёные цвета».

На что же безбедно жил фаворит, который, правда, порой жаловался, что «не имеет и 50 000 рейхсталеров наличных денег»? После свержения и осуждения герцога его противники не стеснялись в описании нанесённого им России материального ущерба. «Были вывезены, — вспоминал Миних, — несметные суммы, употреблённые на покупку земель в Курляндии, постройку там двух скорее королевских, нежели герцогских дворцов и на приобретение герцогу друзей в Польше. Кроме того, многие миллионы были истрачены на покупку драгоценностей и жемчугов для семейства Бирона».

На следствии на стандартное для такой ситуации обвинение в хищении казённых средств Бирон отвечал: «Что ему от её императорского величества блаженныя памяти вещми и алмазы дано, оное всё налицо и осталось при взятии его в Санкт-питербурхе, а другие из Шлютельбурга возвращены; токмо подлинно реестра оным вещам и деньгам не имеет и изустно памятовать не может. А которые деньги ему были пожалованы, и те держал в расход и на выкуп деревень его в Курляндии. А казны государственной он никогда в руках не имел и до казённого ни в чём не касался, в чём чтоб поведено было справиться в тех местах, где государственные деньги в ведомстве имеются. Которые же деньги 500 000 рублей её императорское величество, при заключении мира, ему изволила пожаловать, из оных денег только получил 100 000, а прочие и поныне в казне остались. Да будучи в Москве, её императорское величество пожаловала ему ассигнацию, по которой ему взять было несколько тысяч рублёв, токмо и по той ассигнации денег никаких не брал, что о несытстве и лакомстве его свидетельствовать может. От партикулярных же людей никогда ничего не бирал, также и от чужих государей ничем не одарен, кроме римского цесаря, который ему в то время, как он графом объявлен, пожаловал 200 000 талеров; на которые деньги, прибавив из своих, купил в Шленской земле деревню, называемую Вартенберг; да прусской король дарил его, по приезде в Россию, Бигенским ам[п]том; а кроме вышеписанных на покупку вартенбергской деревни употреблённой суммы, он никаких денег и другого богатства вне государства никуды не отправил и отправить было нечего, понеже ещё долгу поныне на нём имеется: в Риге — Циммерману и Бисмарку 100 000, а брату своему Густаву Бирону — 80 000, Демидову 50 000 должен, не считая 500 000 р., которые он ещё в Курляндии долгу на нём имеется, также и тех денег, которыми Вермарну и Либману и Вулфу должен».

Итак, фаворит указал источники своего благосостояния. Но, прежде чем его подсчитывать, надо отметить одно важное обстоятельство. Периодически в литературе всплывают сведения о вкладах отечественных деятелей, которые доднесь ждут наследников в сейфах европейских банков. Поиски этих счетов — занятие увлекательное, но требует серьёзного исследования коммерческой активности таких фигур и их финансовых операций, совершавшихся обычно через солидных доверенных купцов, которые, в свою очередь, имели надёжных деловых партнёров в Европе. Большинство действующих лиц того времени не стремились бежать с деньгами за границу и хранить их в швейцарских или английских банках, а вкладывали средства в покупку «деревень». Вельможа — не купец, критерий богатства для людей его круга — недвижимая собственность и души, постоянно приносившие доход и определявшие статус в обществе.

Так же поступал и Бирон. С самого своего появления в России он стремился обзавестись имениями. Как уже говорилось, первые мызы он получил ещё в 1730 году в Лифляндии. К ним добавились «копорские деревни» поблизости — в Ингерманландии, с годовым доходом в три тысячи рублей. Была приобретена собственность и в других местах. В переписке с Шаховским Бирон обмолвился, что покупает деревню у бунчужного Галецкого; однако число и размер таких покупок определить трудно, тем более что позднее герцог мог менять или продавать свои владения.

Однако едва ли такую собственность можно считать значительной. Самое существенное приобретение — графство Вартенберг — он сделал за границей в 1732 году по предложению австрийского императора и в значительной степени на его деньги, положенные в декабре в городской банк Вены. (Позднее императрица Мария Терезия и прусский король Фридрих I будут по очереди обещать это графство на территории Силезии Миниху; ему же Фридрих передаст «вотчину Биген» в Бранденбурге, когда-то подаренную его отцом Меншикову, а затем Бирону в бытность того герцогом Курляндским. Таким образом, можно, пожалуй, говорить о складывании традиции «наследственных» владений российских фаворитов и министров за границей в качестве дополнительных гарантий прочности заключённых союзов.)

Главной же целью Бирона были имения в родной Курляндии — на их приобретении он и сосредоточил усилия. Для Анны Иоанновны в качестве российской императрицы курляндские владения не представляли интереса. Она сначала передала Бирону 28 своих вдовьих и выкупленных Петром 1 имений (в том числе Вирцаву, где Бирон служил управляющим), а после избрания фаворита герцогом официально вручила ему все 46 своих имений в Курляндии и Лифляндии с ежегодным доходом в 32 848 талеров.

Таким образом, Бирон стал настоящим и довольно крупным помещиком и развернул активную деятельность по приобретению новых мыз. В одном из курляндских владений, Рундале[9], Франческо Растрелли в 1736 году начал возводить дворец. До 1737 года на покупку и выкуп заложенных герцогских имений ушло 785 812 талеров (число приобретённых «деревень» нам неизвестно). Но по-настоящему Бирон развернулся после избрания в герцоги: за два с лишним года он выплатил почти полтора миллиона талеров и стал владельцем 99 мыз и «амптов». Ещё несколько сотен тысяч талеров пришлось потратить на выплаты отступного прусским родственникам последнего герцога. За некоторые приобретения он не успел расплатиться до своего падения, и потом это делало правительство Елизаветы Петровны.

В июле 1737 года Рундальский дворец был уже подведён под крышу, началась его отделка. Но архитектор был спешно отозван для другой работы — строить в Митаве официальную герцогскую резиденцию, на которую только по смете было отпущено 300 тысяч рублей (новый Зимний дворец Анны в Петербурге должен был стоить 200 тысяч). Весной 1738 года в Митаву потянулись обозы с материалами, мастера, подсобные рабочие, которых герцог отправил на строительство нового дворца.