Книга Казанова - Ален Бюизин

Поскольку в Ливорно его ничто более не удерживает, он снова отправляется странствовать. Парма, Болонья, Пиза, Флоренция, Сиена. К чему перечислять все смехотворные мини-события, отмечающие собой переезды? Уже ничего решающего не происходит во время тщетных скитаний, выражающих лишь одно: болезненную невозможность вернуться в Венецию. Без всякой четкой цели, он затем отправляется в Рим, где, кстати, ему не удается разработать никаких планов. Полнейшая пустота. Это уже даже не беспорядочная жизнь распутника, а, скорее, нежизнь.

Маясь от праздности и, вероятно, все более страдая от безденежья, он в начале июня решает уехать в Неаполь по дороге через Монте Кассино. В Неаполе, как и во всех местах, куда он возвращается, он встречает кое-каких старых знакомых, прежде всего, разумеется, женщин, в том числе Агату, с которой у него была краткая связь в Турине и которая с тех пор вышла замуж за адвоката, и старшую из ганноверских сестер из Лондона, а также некоего Альбергони, с которым он прежде познакомился в Падуе и который вскоре покончил с собой, международных мошенников – Томазо Медина, закоренелого игрока, и, разумеется, известного и неизбежного шевалье де Гудара. Все эти меланхоличные встречи с подругами и друзьями, которые тоже постарели, становятся несколько призрачными и мрачными, напоминая мне о последнем приеме у принцессы де Германт в конце прустовского романа «В поисках утраченного времени». Отныне прошлое превалирует над будущим. Казанова как раз объединяется с Гударом в игорном доме, устроенном им на склонах Паузилиппе. Там играют в фараон и бириби, и обязанностью Казановы является держать банк и завлекать клиентов. Еще несколько романов, в частности с Каллименой, однако в этих недолгих связях, лишенных страсти, есть привкус конца. «Жизнь в Сорренто была последним истинным счастьем, коего я вкусил в своей жизни» (III, 826).

Поскольку он в Неаполе, он не преминул наведаться в Салерно, неподалеку. Действительно, как сообщил ему аббат Галиани, именно там живут его старая римская любовь донья Лукреция, настоящее имя которой Анна Мария Валлати, и его родная дочь Леонильда, превратившаяся в двадцатипятилетнюю писаную красавицу. Она вышла замуж на маркиза де Ла К., семидесяти лет, который припозднился с женитьбой, исколесив всю Европу и многое пережив. Теперь подагра обрекла его почти не покидать своего кресла. Он годился в дедушки своей жене, но обладал неоценимым преимуществом, располагая значительной рентой в тридцать тысяч дукатов.

Проговорив три часа с маркизом, Казанова вышел с доньей Лукрецией в сад, где та сообщила ему кое-что об этой паре. Разумеется, ее дочь счастлива, но она не может ожидать от старика, чтобы тот был пылким любовником, какой нужен ей в ее возрасте. Когда он хорошо себя чувствует, уточняет Лукреция, он спит с женой и, «судя по рассказам дочери, мог бы похвалиться, будто совершил то, чего на самом деле не совершал. Однако нет никаких признаков того, что его нежность имеет добрые последствия» (III, 841). Мы уже поняли, что донья Лукреция умело подготавливает почву для необходимой операции по оплодотворению, которая должна принести большую пользу. Вскоре к ним присоединяется Леонильда, и все трое укрываются в гроте, освежаемом фонтаном, какие есть во многих дворцах этой местности, где летняя жара трудно переносима. Видя, что ее дочь отнюдь не противится нежным ласкам Джакомо, донья Лукреция попросила их быть умницами и не совершать двойного преступления, после чего оставила их одних и ушла на другой конец аллеи. Все-таки странно для матери уйти именно в тот момент, когда она видит, что Джакомо и ее дочь до крайности возбуждены, а затем спокойно вернуться после совокупления, не выразив ни малейшей тревоги по поводу того, что произошло! Роман продолжался без малейших проблем прямо на дому у маркиза де Ла К., в его загородной усадьбе, где жили все вместе сами супруги, мать и Казанова.

На самом деле эта кровосмесительная история – не столько нарушение запрета, сколько осуществление задуманного. Ф. Марсо справедливо отмечает некую бесцветность рассказа, отсутствие всяких непредвиденных обстоятельств. Ни малейшего препятствия, ни малейших затруднений. Действительно, этот инцест – больше финансовая операция, нежели поиски удовольствия, хотя удовольствие, конечно, присутствует. Каково же положение? Если старый супруг умрет, не оставив ей детей, Леонильда рискует остаться лишь с полагающимися ей как вдове ста тысячами дукатов, оставив почти все состояние законным наследникам. Положение тем более нетерпимое, что маркиз не любит своих родственников, которые только и ждут его смерти, чтобы поделить между собой его богатства. Он и женился-то для того, чтобы заиметь наследника и не дать этим хищникам растерзать свое состояние. Поскольку становится ясно, что он совершенно неспособен обрюхатить свою дорогую и нежную супругу, нужно в кратчайшие сроки найти достойное и тайное решение в плане подмены. И сам маркиз априори этому не противится, поскольку, как подчеркивает донья Лукреция, он совсем не ревнив: «Я уверена, что если бы среди городской знати она нашла себе мужчину по своему вкусу, маркиз окружил бы его дружеским расположением и в глубине души не рассердился бы, когда она бы понесла» (III, 840). Очевидно, что мать Леонильды, которая наверняка и подтолкнула дочь к замужеству с богатым стариком и сама заинтересована в том, чтобы та унаследовала все состояние, дабы обеспечить ей безбедную старость, уладила все так, с молчаливого согласия дочери, чтобы Джакомо обеспечил выполнение детородной миссии. Все было согласовано. Даже приличия постарались соблюсти. У Джакомо была небольшая связь с горничной Анастасией. И старый маркиз, очарованный шутками Джакомо со служанкой и помолодев на десять лет, как он сказал, от веселого общества Казановы, чувствовал себя так хорошо, что пообещал навестить свою супругу: тогда Джакомо пожелал этой паре, отнюдь не желая съязвить, «красивого мальчугана черезь девять месяцев от сего дня» (III, 843). Никто не заблуждался, но все счастливы: маркиз получит наследника, дочь и мать сохранят наследство, а Казанова за свои услуги получит пять тысяч дукатов от покладистого мужа, то есть именно ту сумму, которую он вручил девятью годами раньше герцогу де Маталоне в качестве приданого Леонильды. В целом Казанова не столько нарушает сексуальные запреты, сколько восполняет просчеты, чтобы восстановить справедливые права на наследство законной супруги, которую хотят обобрать прожорливые наследники. Этот инцест на самом деле лишь упрочит одну из ячеек общества, сделав возможным нормальную передачу наследства.

Пробыв еще недели две у маркиза де Ла К. в Салерно, Казанова в конце сентября 1770 года уехал в Рим, где решил прожить полгода в совершенном покое. Его план: изучить город для пополнения познаний. План совершенно неясный, что означает: Казанова не имеет ни малейшего представления о том, чем бы заняться. Зато совершенно точно, что ему придется растянуть на как можно большее время свои три тысячи цехинов. Он будет обедать и ужинать совершенно скромно. Он решился жить как мудрец, без всякой роскоши. После пышных периодов мотовства, когда он швырял, не считая, деньги на ветер, на богатую одежду и роскошные безделушки для себя, на пиры для друзей, на подарки для любовниц и на ставки в игре, теперь мы с удивлением обнаруживаем нового Казанову, который хочет выглядеть респектабельным, экономным, упорядоченным, спокойным, отказавшись даже от нескольких дюжин устриц, которые он находит слишком дорогими, довольствуясь недолгой связью с некоей Маргаритой, лишившейся одного глаза вследствие оспы. Поскольку искусственный глаз отличается своим цветом от настоящего, Джакомо вставляет ей фарфоровый глаз, похожий на другой. Решительно, он не так привередлив, как в прошлом, в выборе своих красоток.