Книга Дорога на Компьен - Виктория Холт

Маркиза де л'Опиталь и графиня де Валентинуа также были готовы поддержать восходящую звезду, и Жанна теперь была окружена женщинами, способными дать ей добрый совет в тех или иных обстоятельствах, связанных с жизнью в Версале.

Но больше всего Жанна привязалась к Фаншон, которой она дала прозвище Шон. В золовке Жанна нашла друга, метким суждениям которого можно было доверять как больше ничьим. Изворотливый ум Шон приносил немалую пользу семейству дю Барри, к которому теперь принадлежала и Жанна.

У всякой медали есть оборотная сторона. Ирония ситуации, в которой теперь оказалась Жанна, вызывала улыбку у внимательных наблюдателей. На улицах распевали заказанные Шуазелем дерзкие куплеты, из уст в уста переходили мерзкие сплетни о мадам дю Барри, но многие священнослужители, ненавидевшие Шуазеля за расправу с иезуитами, видели в фаворитке короля возможного союзника против всесильного министра и всячески старались выразить ей свое почтительное отношение, закрыв глаза на ее нынешние грехи и отмахнувшись от слухов о ее прошлом.

Жанна принимала все происходящее вокруг нее с юмором и отпускала при случае замечания, от которых придворные или вздрагивали, или умирали со смеху.

Король выразил ей свою преданность, подарив замок Люсьенн неподалеку от Марли. Он пригласил ее с собой на осмотр прелестного небольшого дома, выстроенного рядом с Трианоном.

Не приходилось сомневаться, что это маленькое чудо король тоже подарит мадам дю Барри, потому что вопреки ожиданиям многих не только противников, но даже и некоторых сторонников Жанны, король не только не пресытился ею, но день ото дня привязывался к ней все сильнее и сильнее.

Как-то раз, сидя за столом, король случайно обронил свою зубочистку. Жанна не стала ждать, пока слуга поднимет ее, вскочила со стула и, опустившись на четвереньки, залезла под стол, чтобы найти и вернуть Луи оброненный им предмет.

Раскрасневшаяся и смеющаяся, она вскоре протянула королю найденную зубочистку.

— Вот, возьмите, — сказала она.

Луи с восхищением смотрел на Жанну. В такие моменты она нравилась ему еще больше, чем наряженная по случаю разных важных дел и церемоний. Нежность переполняла его сердце.

На глазах у своих гостей Луи встал со своего стула и опустился на колени перед Жанной.

— Не вы передо мной, а я перед вами должен стоять на коленях. Помните, я всегда у ваших ног. — Луи произнес эти слова так, чтобы все вокруг могли их слышать.

Ни одну женщину король не любил так, как мадам дю Барри — таково было единодушное мнение придворных.

ШУАЗЕЛЬ И МАДАМ ДЮ БАРРИ

Королевский двор ждал открытого столкновения между Шуазелем и мадам дю Барри. Кто-то делал ставку в предстоящей борьбе на герцога, кто-то на Жанну. Король вне всякого сомнения был без ума от своей новой возлюбленной, но что бы там ни говорили, а пожертвовать ради нее таким государственным деятелем ему было бы нелегко.

Виновником конфликта следовало признать Шуазеля. Жанна дю Барри сначала была готова забыть все прошлые обиды и оскорбления. Она открыто, не колеблясь, пыталась установить с Шуазелем дружеские отношения, даже слегка кокетничала с герцогом, чтобы расположить его к себе. Все это оказалось бесполезно. Шуазель ясно дал понять Жанне, что ее красота оставляет его равнодушным, а ее вульгарность шокирует его и что как бы король ни относился к ней, он, Шуазель, останется ее врагом. Порой с уст Жанны срывались бранные словечки и выражения, которые быстро становились известны всему двору. Никогда еще, возмущались придворные, здесь но слышали ничего подобного! Жанну это ничуть не трогало. Они достигла своего теперешнего положения, оставаясь такой, какой была всегда, и не собиралась в угоду кому бы то ни было переделывать себя.

При всей вульгарности Жанны сердце у нее было доброе, она не умела долго злиться и ни к кому не испытывала ненависти. Даже Шуазель вызывал у отходчивой Жанны не более чем краткие вспышки гнева.

— Да ну его! — говорила она, остыв после очередной такой вспышки, своей золовке Шон. — Наверное, Шуазелю хотелось бы, чтобы на моем месте была его сестра. Представляете, как должны они ненавидеть меня? Бедный старый Шуазель! Старая бедняжка Грамон!

— Не будьте слишком снисходительны к ним, — предостерегала Жанну Шон. — Жалость делает вас слишком мягкой, а с такими злобными врагами, как эти двое, нельзя быть слишком мягкой.

А еще Жанна была известна своей щедростью. Она разыскала мсье Билляра-Дюмонсо, того самого, что был когда-то ее благодетелем, и вознаградила его за прежнюю заботу о ней. Доволен остался Жанной и Жан Батист, хоть он и не получил места при дворе. Ему досталось крупное денежное вознаграждение, так что теперь он мог предаваться своей страсти к азартным играм как никогда раньше. А его сына Адольфа Жанна пристроила при дворе и намеревалась выгодно женить молодого человека.

Была, правда, у Жанны мыслишка попортить кровь мадам де Ля Гард за то, что та когда-то выставила ее из своего дома, и Жанна даже как-то послала за ней с единственной целью припугнуть несчастную и отвести таким образом душу, но, увидев перед собой трепещущую от страха немолодую женщину, устыдилась низменности своих побуждений, и сердце Жанны оттаяло.

В конце концов, подумала Жанна, она ведь была по-своему права, и я должна благодарить ее за то, что она тогда так поступила со мной.

И Жанна не стала похваляться перед старушкой своим нынешним могуществом и запугивать ее, наслаждаясь произведенным впечатлением. Вместо этого она — немного неожиданно для самой себя — пообещала, что поможет сыновьям мадам де Ля Гард сделать карьеру.

Такая уж она была — Жанна дю Барри. В ней всегда оставалось что-то от уличной девчонки Парижа, и сердце ее не зачерствело и в Версале. Она умела прощать людям за причиненные ей когда-то обиды и ни на кого не держала зла. Вынашивать в душе планы мести казалось ей пустой тратой времени. Зачем бередить себе душу, когда вокруг столько удовольствия и радости?

Так бы она и жила, не замечая своих врагов, если бы самый могущественный из них не докучал ей напоминаниями о себе.

— О Боже, — огорченно вздыхала она, еще издали завидев Шуазеля, — опять этот старый мопс, — и поворачивалась к нему спиной, нимало не заботясь о версальском этикете.

Ей ничего не стоило скорчить гримасу и показать язык вслед уходящему Шуазелю. Окружающих такое поведение коробило. То, что годилось где-нибудь в предместье Сент-Антуан, казалось недопустимым, нет, даже чудовищным в Зимней галерее.

Шуазель тем временем настойчиво продолжал науськивать на нее сочинителей и исполнителей ядовитых стишков и песенок. Ищейки герцога во всех подробностях разузнавали ее прошлое, а сочинители и певцы преподносили их потом в весьма приукрашенном виде слушателям.

Вульгарные манеры Жанны, ее привычка громко смеяться, слетавшие с ее губ крепкие выражения, казалось, подтверждают правдивость слухов о ней.