Книга Булат - Кирилл Кириллов

– Когда принимает-то?

– Да прям сейчас принимает. И до обеда. А потом обедать изволит и делами государственными заниматься, не до босяков перехожих ему будет.

– Так я пойду, – сказал Афанасий. Ему стало совестно, что обидел грубым словом первого русского человека, встреченного за многие годы.

– Нам-то чего докладываться? Мы люди маленькие, – буркнул привратник и, забросив на плечо бердыш, ушел в будочку у ворот. – Открой-закрой, да спрашивать не моги, зачем пожаловали…

Купец пожал плечами и пошел, куда было сказано. Конечно, посол московский, это совсем не то, что тверской, думал он. В прошлый раз с Василием Папиным вон как вышло. Да все ж и не Фатих тюркский, что поклеп возводил, – душа христианская, человек русский, должен помочь.

Он миновал сараи, где хранились отрезы сукна и шкурки собольи под охраной двух дюжих приказчиков. Афанасий не выдержал, улыбнулся им. На мрачных харях молодцев отразилось смешанное с осторожностью непонимание. Чтоб не смущать их, купец отвел взгляд и поспешил дальше. Прошел мимо вонючих кожемятных цехов и кузен. Обычные люди с ухоженными бородами суетились у чанов и наковален, звенели молоты, плескалась дубильная жидкость. Мастера покрикивали на подмастерьев. Повсюду русская речь, благолепие, и никто не стесняется крестом животворящим себя осенять. А вот и мастерские, где мелкую работу делают. А за ними водяное колесо, что приводит в действие механизмы, станок ткацкий или молот кузнечный, как в Каллуре.

Мимо проехала укрытая рогожей телега. Правил ей парень с простым широким лицом. Небрежно облокотясь одной рукой о край телеги, другой едва шевелил вожжами, направляя, куда надо, сытого ленивого конька. Ладные сапожки, широкая алая рубаха, на голове лихо заломленная шапка, во рту травинка. Будто на ярмарку в Торжок отправился. Ветерок сдул в сторону вонь дубилен и принес от кухонь сытный запах кислых щей и перловой каши.

У Афанасия закружилась голова, очень уж резко попал он из мира мусульманского, враждебного по сути, в свой родной, почти забытый. А может, голод и усталость последних дней сказались. Припасы на галере кончились во время шторма и делить их пришлось по крохам и между знатными, и между гребцами.

Чтоб не упасть, он присел на большой камень у глухой стены. Прикрыл глаза.

– Ты в себе ли, путник? – раздалось над головой.

Открыв глаза, он увидел двух парней в красных нагольных кафтанах и шапках с меховой оторочкой, несмотря на жару. С короткими топориками на плечах. Не иначе, стража городская. Здоровые ребята, но бороды жиденькие еще.

– Да нормально все, – покривил он душой. – Устал только.

– Ну и славно. А то зрим – сидит, позеленел весь, аки трава подзаборная, – произнес один. – А куда идешь, ты вроде тут человек новый?

– По купеческим делам к послу Беклемишеву, Никите… Никите…

– Васильевичу, – с улыбкой напомнил парень. – Где искать его знаешь? А то пойдем, проводим.

Он протянул руку, о которую Афанасий оперся с благодарностью. Встал. Качнулся на нетвердых ногах. Разговорчивый стражник подхватил его, не дал упасть. Другой, не проронивший ни слова, поднырнул под мышку, приняв на себя добрую часть веса купеческого тела. Так втроем, обнявшись, как братья, дошли они до высокого крыльца.

– Кого это вы притащили? – спросил с крыльца высокий усач в белом кафтане. – Пьяный, что ль?

– Не, путник из дальних краев. Сомлел малость, – ответил стражник?

– А надо ему чего?

– С послом говорить хочет.

– Да? Ну подводите поближе, только вот что, – усач понизил голос. – Негоже в таком виде перед послом появляться. Ты, мил человек, сам попробуй зайди, уж расстарайся, да потом в горнице и присядешь. Если худого за тобой нет – накормят и чарку предложат. А до дверей горницы-то я тебя под локоток доведу, чтоб не упал. Лады?

– Лады, – ответил тверской купец, которому стало получше и по лестнице он взошел почти сам. – Спасибо парни, – молвил он стражникам, остановившись на верхней ступени.

– Да чего там… Разве русский русскому на чужбине помогать не должен? – ответил разговорчивый. Молчаливый только кивнул, подтверждая его слова. Убедившись, что Афанасий в надежных руках, они спустились с лестницы и пошли по своим делам. Не оглядываясь.

У купца защекотало глаза, скопилась в уголках предательская влага. Эх, знали бы вы, ребятки, подумал он, но вслед говорить ничего не стал. Нагнулся под низкую притолоку и, поддерживаемый усачом, вошел в сени, безоконные, но большие, как конюшня, увешанные оружием вперемежку с коваными украшениями тонкой работы и рисунками по дереву. Не иконами, а лубками с покрытыми снегом домиками, светящимися окошками и дымками из труб. Афанасия кольнуло под сердце. Хотел он рассмотреть те картинки, да видно было плохо в свете подвешенных по углам плошек. И усач в спину подтолкнул, чтоб, значит, не задерживался.

Еще раз пригнувшись, купец оказался в горнице. Почти всю ее занимал крепкий стол, на котором лежали несколько свитков и стоял серебряный письменный прибор. В углу под образами сидел дородный человек в широкой рубахе, подвязанной кушаком поверх сытого брюха. Огромная борода падала на грудь, волосы с первыми следами седины были коротко подстрижены. Глаза из-под кустистых бровей смотрели востро. Этим взглядом, размерами и манерой держаться посол Беклимишев был неуловимо похож на Исмаил-пашу.

За ближним к посетителям торцом стола восседал молодой востроносый дьячок, от скуки копающийся кончиком пера в ухе. Посетителей не было. Неужто так у них спокойно тут все, без ссор и воровства живут?

Увидев входящего в горницу человека, боярин едва заметно шевельнулся, дьячок вытащил из уха перо и повернулся на скрип половиц.

– Кого привел, Трофимка? – спросил он у белокафтанного.

– Да вот, путник, ребята на подворье подобрали, привели. Говорят, с послом поговорить желает.

– Раз желает, тогда, конечно, поговорит. Иди, садись, – дьячок указал Афанасию на стоящий у стола ларь с кинутой на крышку подушкой.

Белокафтанный встал чуть поодаль, но так, чтоб перехватить, если вздумает посетитель на посла наброситься.

– Здравствуй, путник, – поздоровался дьячок, когда Афанасий уселся на указанное место. – С чем пожаловал?

– Долго был я в пути, поиздержался в дороге. Вот, за помощью пришел, – решил Афанасий выложить все как на духу.

– Понятно, бывает – кивнул дьячок и записал что-то в свитке.

– А откуда будешь, как тебя в Кафу занесло?

– Купец я. Зовусь Афанасий, сын Микитин. Родом из славного города Твери.

– Твери? – переспросил дьячок.

Посол, до того слушавший вполуха, подался вперед и выложил на стол руки с огромными кулаками.

– Ну да, – пожал плечами Афанасий. Чего такого, будто в Твери купец – зверь реже горностая. – По торговой надобности отправился в Хаджи-Тархан, да случилась беда, пограбили нас. Иные купцы обратно на Русь пошли, иные свое добро вызволять кинулись. Я с последними был, да странно все получилось, занес меня черт в саму Индию.