Книга Женщина без прошлого - Светлана Успенская

Сидя перед горкой черного пепла, дедушка лучился самодовольством. Ему не терпелось поделиться с обожаемым внуком последними достижениями своего дедуктивного разума.

— Вот! — сказал он, демонстрируя Вене кучку пепла, добытую добросовестным Сифонычем. — Хочу заметить, мой достойный потомок, что даже старые оперативники, поднаторевшие в борьбе с тамбовскими бандами, тоже порой ошибаются. Однако эти люди отличаются от прочих смертных тем, что всегда готовы признать факт своей безусловной ошибки, нисколько не стремясь упорствовать в заблуждениях.

— Да, — кивнул Веня, — я уже понял это… Сам догадался, дед! Этот тип оказался одноруким, а не одноногим. Он уже во всем чистосердечно признался, причем совсем без физических усилий с моей стороны, а только мучимый нечистой совестью и небеспочвенными опасениями насчет собственного здоровья.

— Я вовсе не об этом, — невольно фыркнул дед. — Хочу сказать, что пепел, обнаруженный в могиле Мухановой, вовсе не сигаретный, как я на то уповал, а бумажный.

— Какая разница? — тоскливо удивился Веня.

— Кардинальная. Неизвестная особа, подсунувшая его в могилу, не могла знать, что мы, старые борцы с тамбовскими бандами, способны по сгоревшим останкам бумаги определять, что на них раньше было написано.

— И что же?

— Полное признание в содеянном. Переписка двух особ, состоящих в дружеских отношениях. Вот смотри…

Дедушка пинцетом приподнял черный завиток, на котором слабо проглядывали рукописные буквы.

— Слова разбираешь?

— С трудом… «Викуша! — ошеломленно прочитал Веня. — Предлагаешь так неожиданно…»

— Дальше, дальше читай! — восторженно подпрыгнул в кресле Вениамин Прокофьевич.

— Дальше не могу разобрать… Только отдельные буквы… Что-то вроде «анда», «овы», «иру»… Какую еще «Иру»?

— Ну как же… Когда я даже без помощи микроскопа и собственных очков явственно читаю: не «анда», «овы», «иру», а «скандалы», «демпинговые цены», «разорить» и «пустить по миру»… Таким образом, становится ясной суть письма…

— Да? — сильно удивился Веня, для которого суть оставалась столь же темной.

— Да ты дальше, дальше читай! — радостно подтолкнул его дед. — Там и ответ имеется!

Но Веня разобрал только отдельные фразы, которые в дедушкиной расшифровке звучали как: «к чертовой матери надоело», «буду двадцатого числа», «еще не решилась», «вышибает глаз», «Мила даже тявкнуть не успеет», «рано хоронить»…

— Из этого смысл писем становится очевидным! — торжествующе вскричал дед. — Муханова состояла в сговоре с певицей Викой Шторм, которая, будучи ее подругой, как лицо незаинтересованное, собиралась одним махом покончить с бывшим мужем Мухановой и его подручной Песоцкой. Значит, по моему разумению, дело обстояло так: Вика Шторм, будучи проездом в нашем городе, воспользовалась автомобилем своей подруги и, приняв облик ненавидимой ею гражданки Песоцкой, застраховала машину. Потом отправилась в автосервис и испортила тормоза. Заговорщицы надеялись, что при перевозке газовых баллонов Мила неминуемо попадет в автокатастрофу, после которой от нее ничего не останется, даже и пепла. И все было бы так, как они задумали, если бы не случайность. А именно — добросовестный ремонтник Гурген поставил не старый тормозной шланг, который привезла Шторм, а почти новый с автосвалки, отчего крушение произошло не тогда, когда задумали коварные подруги, а много позже, и попала в него не Песоцкая, которая всем набила оскомину, уже даже и мне, потому что звонит ежедневно и скандальным голосом требует сиюминутного разоблачения Кукушкиной, а сама Муханова, все это самолично придумавшая, организовавшая и устроившая, пользуясь помощью добросердечной певицы Вики Шторм, которая своим пением всегда мне импонировала, даже несмотря на свои прилюдные шашни в телевизоре с тенором Севой Юрким.

— Но ведь Песоцкая сама призналась, что это она страховала автомобиль и ездила в автосервис вместо Мухановой! — ошеломленный столь неожиданным поворотом дела, удивился Веня.

— Притворялась, врала! — безапелляционно заявил старый оперативник. — Выкручивалась! Брала вину на себя, потому что опасалась за собственную жизнь, имея в виду разбойничью шайку в составе Мухановой-Кукушкиной и Шторм, которая хоть и не столь многочисленна, как знаменитая тамбовская банда, но между тем далеко ее обставила по хитроумию и запутанности действий.

Веня уважительно воззрился на деда:

— Значит, дело можно считать закрытым. Итак, сдаем компромат на Кукушкину Песоцкой и компромат на Песоцкую Кукушкиной, а потом берем деньги и закрываем лавочку.

— Выходит, что так! — согласился ветеран.

Но рано граждане сыщики радовались, подсчитывая прибыли.

— Вот что, — сказала Кукушкина, недовольно хмурясь, что явственно определялось даже в телефонной трубке. — Жалею я, конечно, что с вами связалась, да делать нечего… Как вы знаете, теледебаты в прямом эфире на завтра намечены. Очень я при этом нуждаюсь в небольшом разоблачении и прилюдном скандале! Поэтому вы там выступите, чтобы предъявить добытые вами данные в полном ассортименте. Все выложите про Песоцкую с Мухановым — с доказательствами, свидетелями, со всем, что полагается! Только после этого между нами будет полный расчет и обоюдоострое взаимопонимание!

— Все это весьма радостно, — вторила ей Песоцкая, почти дословно повторяя в трубку слова своей подруги и соперницы. — Да только мне с ваших сведений радости мало, потому что до выборов считаные часы и мы не успеем опубликовать ваш бред в газете, а иначе зачем он нам нужен? Как я вас ни торопила, вы все равно долго запрягали и ехали чуть ли не шагом. Поэтому предлагаю вам завтра в прямом эфире выступить с разоблачением прохиндейки Кукушкиной, которая прикидывается Мухановой, а также строит козни, приглашает на выступление безголосых певиц и вообще ведет себя с неприличной разнузданностью, отбивая у нас клиентуру и мэрское кресло. Как только вы ее разоблачите, сразу сочтемся! И пожалуйста, не забудьте представить в студию полный боекомплект свидетелей, голословные обвинения никому не нужны!

Веня потрясение почесал затылок, беспомощно глядя на деда.

— Как же я смогу сначала разоблачать Муханова, а потом Кукушкину? — пробормотал он. — Это… Это даже как-то неприлично! Если я разоблачу Муханова, то он мне, конечно, не заплатит, а если Кукушкину — тогда Кукушкина откажется платить.

Но престарелый ветеран был спокоен и на диво хладнокровен.

— Не забывай, мой тупоголовый потомок, — произнес он, — что ты не один живешь на белом свете, а вместе со мной рука об руку! И как я в детстве не раз спасал тебя, мой единственный внук, от неминуемой порки родительским ремнем, так и ныне намерен заслонить тебя собственным немощным телом!

— Как это?

— Мы с тобой разделимся, Веня. Ты будешь выступать, например, за Кукушкину, против Муханова и Песоцкой, а я, наоборот, — против Кукушкиной, за ее супруга. Ты будешь вызывать своих свидетелей, а я — своих. А деньги мы поделим поровну, пропорционально трудозатратам мыслительного вещества, которого я у тебя, Веня, между прочим, никогда не наблюдал в наличности.