Книга Злодеи-чародеи - Лариса Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты бросил меня.
Голос у нее был слабый, дрожащий. А его уже буквально переклинивает и от голоса, и от самого вида Лики. Артем постарался держаться спокойно:
– Ну почему я должен жить с тобой, если я этого не хочу?
Надо было ему другую фразу сказать! Лика начала всхлипывать, набирая обороты – ее приемы были ему знакомы до боли, другими она не пользовалась. Через пять минут она уже горько ревела, да как!
– Ты меня бросил! Бросил! За что?! За что ты меня ненавидишь?! Я стараюсь, а тебе ничего не нужно! А я не могу без тебя! Возьми и убей меня!
Здоровый человек может так истерично орать эту чушь? А нормальному-то как это все слушать? И как побороть физическое отвращение? Он хотел уйти, и пусть она хоть удавится, но в дверях увидел мать Лики – несчастную по-настоящему, со слезами на глазах и молчаливой просьбой на лице. Артем притянул Лику к себе, обнял ее, похлопал по спине ладонями, уговаривая:
– Ну, все, все, хватит. Я пришел, я здесь.
– Ты уйдешь! Я знаю, кто она, я видела ее.
– Это все твои фантазии, у меня никого нет, – на одной ноте, без эмоций говорил он. – Не реви, успокойся.
Она так вздрагивала, так всхлипывала, словно с нею были конвульсии. Шевельнулась в душе жалость, опять – жалость, но так и должно быть. Артем сделал знак рукой ее матери, мол, идите себе, я побуду с вашей психопаткой. Она искренне послала ему воздушный поцелуй, она его понимала, потому и прощала.
Лика немного успокоилась, Артем ушел в кухню, покурил и, как само собой, позвонил Софии:
– Это я.
– Что там?
– Хреново. Мне так хреново!
– Ничего, пройдет.
– Я должен здесь остаться, только ты не думай…
– Не думаю. Я тебе верю.
– Спасибо…
Не успел он сказать «я люблю тебя», как его зареванный монстр появился на пороге:
– С кем ты разговаривал?!
– Это мое дело, поняла? – грубо сказал он – иногда следовало применять и методы, обратные жалости. – Мне надо отчитываться перед тобой за каждый свой шаг? Это слишком! Я остался, чего тебе еще надо?
– Я просто спросила…
– Ты подозреваешь! Превращаешь свою и мою жизнь в ад, но говорить тебе это бесполезно. Завтра же мы идем к врачу. Попробуй только отказаться – я уйду навсегда!
– Пойду.
Артем ушел из кухни в комнату, включил телик, развалился в кресле. Лика пришла – о боже! В пеньюаре, сквозь который видно и белье, и тело. Ясно, будет его соблазнять – ну, все по сценарию. Точно, Лика присела на подлокотник его кресла с предложением:
– Мы можем попробовать начать все сначала…
– Не можем! – так и подскочил он. – Для меня нет начала с тобой и не будет, пойми! И привыкай, что у тебя своя жизнь, у меня – своя…
– Но почему, почему?! – захныкала Лика. – Чем я хуже в постели?
Не всегда у него хватало терпения, Артем же не железный:
– Так, запомни: спать я с тобой не буду! С тебя довольно того, что я здесь, вот и радуйся.
– Если ты уйдешь к ней, я убью ее!
– А я тогда никогда больше к тебе не вернусь, – заметил Артем, стискивая зубы.
Детский сад! Но – очень злой садик, садистский.
Едва лишь забрезжил рассвет, как Марго вскочила на ноги и подняла весь дом. Выпив чашку кофе, она помчалась к Ростовцевым – по просьбе Зыбина – и поспела прямо к завтраку. М-да, лица у всех – не описать, даже прислуга какая-то прибитая. Поскольку Алексей Борисович опомнился только сегодня, он безумно обрадовался Марго, ведь она способна была многое ему объяснить.
– Умоляю, сначала завтрак, я ужасно голодна, – улизнула от ответов Марго, ведь перед нею стояли другие задачи, а вопросы дядюшки попросту были ей неинтересны. – Где тетя?
– Матушка даже слегла от счастья, – сказал Герман. – Она слишком впечатлительна. Марго, простите меня, я вчера вас обидел…
– Пустое, друг мой…
Она осеклась, потому что в столовую два лакея ввели Элизу. Держа девушку под локти, они усадили ее поближе к отцу и встали за ее спиной. Марго перевела вопросительный взгляд на Германа, и тот, слегка наклонившись к ней, шепнул:
– Сестрица никого не признает, настроена крайне враждебно. Как вы полагаете, это пройдет?
– Не знаю, – ответила она.
Завтрак проходил в гробовом молчании, собственно, на аппетит не могла пожаловаться одна Элиза, остальные, включая и оголодавшую Марго, искоса наблюдали за нею, забывая про яства. От вчерашней радости, граничившей с расстройством рассудка, у дяди не осталось и следа. За ночь он осунулся, на его лице отчетливо проступили морщины, к тому же их заметно прибавилось, видимо, нежданное счастье и его чуть не убило.
– А знаете, где мы отыскали Элиз? – нарушила молчание Марго. – На Славяновской, в заброшенном особняке под номером двадцать семь.
Элиза перестала жевать, вперив в гостью два злобных глаза, а ту сейчас интересовал граф, сидевший во главе стола, и только он. Выдержка у него была прекрасная, однако нижнее веко задергалось, и Марго получила повод продолжить:
– Вижу, дядя, вам известен этот дом. А что за история такая была, связанная с ним?
– Да, была… – ответил он. – Но я не помню, в чем там суть.
Ложь была очевидной, но это – не улика, которую можно кому-либо предъявить. Дядюшка ни о чем говорить не станет, ни при каких обстоятельствах. Марго мысленно перебирала всех домашних – у кого бы справиться, как вдруг…
С невообразимой скоростью Элиза вскочила, оттолкнув одного из лакеев, в мгновение ока очутилась рядом с Германом и замахнулась. Как он только успел заметить блеснувшую в ее руке вилку? Вероятнее всего, он просто интуитивно схватил сестру за запястье, почувствовав смертельную угрозу, но справиться с девушкой было очень сложно. Элиза рычала и пыталась выдернуть руку, а когда это у нее не получилось, в щеку Германа, зацепив веко, она вонзила ногти другой руки. Марго подскочила – и отбежала: чего доброго, и ей достанется! Лакеи в первый момент остолбенели, оживил их лишь властный возглас Алексея Борисовича:
– Чего стоите, мерзавцы?! Уведите ее и заприте!
Элизу оторвали от брата и выволокли из столовой, она по-дикарски вопила и сыпала проклятиями. Герман рухнул на стул, утерся салфеткой, слабо произнес:
– Это положительно не наша Элиза!
У Марго была своя цель, и она уже более жестким тоном бросила вопрос дяде:
– Элизу не случайно держали в том доме! Что там произошло тридцать лет тому назад?
Ответа не последовало.
Виссарион Фомич стоял возле тела покойного Уланского-младшего, придирчиво рассматривая его. А покойник – он и есть покойник: бледен, желтоват, черты лица заострены, руки холодны. Зыбин оживился, увидев Марго и Медьери.
