Книга Воздаяние храбрости - Владимир Соболь

Он сделал паузу, и Новицкий подумал, что под остатками черкески или бешмета наверняка скрывается небольшой нож, опасный в руках разбойника почти так же, как и кинжал.

– Я отдал ружье, кинжал, саблю, – продолжал Абдул-бек, – и хотел идти дальше. Но тут вдруг кто-то выстрелил. Не знаю зачем – может быть, просто хотел разрядить ружье. Но Белый попятился и стал оседать на задние ноги. Если бы я видел, чья пуля попала в коня, он бы не пережил и двадцати ударов своего мохнатого сердца. Но вокруг было слишком много людей. Ты же знаешь, как это бывает, русский.

Новицкий кивнул безмолвно. Его слова были бы здесь совершенно лишними. И Абдул-бек замолчал. Так они сидели друг против друга еще около получаса, разделенные телом умирающего коня. Сидели и думали каждый о своем. А им было что вспомнить.

Новицкий отвлекся и только услышал, как коротко всхрапнул жеребец. Абдул-бек поднялся и бережно опустил мертвую конскую голову на острые камни.

– Я готов, русский. Зови же своих солдат.

Сергей тоже выпрямился.

– Я не буду звать солдат, Абдул-бек. То, что есть между нами, пусть и останется между нами. И я не так глуп, чтобы попытаться задержать тебя в одиночку. Уходи!

Абдул-бек не тратил зря времени. Он шагнул назад и еще несколько саженей прошел боком, сторожко косясь на Новицкого. Тот стоял прямо, опустив руки, стараясь держаться ровно. Потом вдруг вспомнил, что должен еще сказать абреку. Окликнул белада, и тот остановился, выставив плечо для защиты.

– Будь осторожен, Абдул-бек. Здесь Темир, брат Бетала и Мухетдина. Он знает, что ты в крепости, и ищет тебя.

Абдул-бек сделался очень серьезен.

– Мальчик вырос и стал мужчиной. У него хороший глаз, у Темира. Хороший глаз и твердая рука, так же как у его братьев. Жаль, что Элдар промахнулся тогда, в своем последнем бою[56]. Мне в самом деле лучше идти. Прощай!

Он повернулся и тут же растворился в толпе турецких солдат, бредущих к воротам крепости. Новицкий поднял фуражку, ссыпал остаток зерна в сакву, поднялся в седло и тоже поехал прочь…

Глава девятая

I

В конце сентября ночами стало изрядно примораживать. Перед тем как отправиться осматривать лагерь, Валериан поддел под мундир вязаный шерстяной жилет. Обычно он ругал офицеров, когда замечал у них неформенные части костюма, считал, что все – и нижние чины, и унтер-, и обер-, и штаб-офицеры – должны одинаково чувствовать непогоду. Но в последние дни его особенно донимал кашель с мокротой, донимал до того, что порой он вдруг даже хватался за бок, чувствуя колотьё справа, чуть ниже ребер. И Василий настоял, чтобы генерал хотя бы ночью надевал теплое, угрожая, что в противном случае все отпишет княгине.

Ввиду такого демарша Валериан отступил и послушно позволял денщику застегивать и оглаживать тонкую, почти невесомую материю. И мундир даже с жилеткой сидел на нем совершенно свободно, может быть, еще от того, что за время приступа великого визиря Мадатов отощал изрядно и никак не мог откормиться.

Василий расправил мундир, осмотрел князя при тусклом свете оплывавшей свечи, остался доволен своей работой и подал хозяину бурку. Мадатов завязал привычным движением узел шнурка и вышел из балагана, где его уже ожидал конвой: двое молодых офицеров, которых он выбрал в качестве адъютантов, и десяток казаков.

После капитуляции Варны визирь удалился в Шумлу, где ожидал, как разрешится гнев султана. С других сторон диверсий опасаться было вроде бы нечего, и генерал Рот, командир шестого корпуса, забрал из Правод присланное им подкрепление да заодно уж увел и 20-й егерский полк. Валериан не протестовал, понимая, что кампания 28-го года уже закончилась. По опыту прошлой войны он знал, что зимой на Балканах никто воевать не будет. Турки затворятся в оставшихся у них крепостях, а русская армия оттянется ближе к Дунаю, оставив сильные гарнизоны в Варне и Базарджике.

Генерал-майор Купреянов, впрочем, предложил уже Мадатову план зимовки в Праводах. Валериан и сам понимал, что оставлять до весны столь важное место крайне опасно. В снежные месяцы, разумеется, и турки не рискнут привести сюда войска. Но как только солнце пригреет, и сугробы начнут проседать, обеим сторонам придется гнать людей в эту долину, соревнуясь в скорости и выносливости на раскисших дорогах.

Однако, чтобы продержать гарнизон до весны в разрушенном городе, следовало обеспечить людей жильем, животных – стойлами, тех и других – довольствием. Купреянов представил расчет, из которого следовало, что за октябрь возможно собственными силами и устроить казармы, и запасти амуницию, зерно, сухари и фураж.

Валериан уже дважды просмотрел бумаги, поданные Купреяновым. На письме все выглядело гладко и убедительно. Но по многолетнему опыту Мадатов знал, что все рассчитанные затраты при исполнении увеличатся в два, а то и в два с половиной раза. И теперь он должен был сам решить – отправляться ли с таким предложением в штаб корпуса или же придержать инициативу, которая вдруг может показаться неуместной командиру корпуса, а то и командующему армией.

Пока что ему необходимо было заботиться о безопасности городка и редутов хотя бы на то время, что оставалось до эвакуации. Серьезного нападения он не опасался, но несколько тысяч солдат гарнизона Варны уходили окружными дорогами к Шумле и могли вдруг оказаться довольно опасными. Юсуфа-пашу и тех, кто выходил с оружием, конвоировали войска. Тех же, кто отпущен был под честное слово, оставили на собственное попечение. И здесь, Валериан был уверен, фельдмаршал Витгенштейн ошибся. Сам Валериан ни на минуту, ни на секунду не поверил бы самой страшной клятве, которую принес бы ему мусульманин. «Аллах не слышит слов, сказанных перед неверными», – такую сентенцию повторяли муллы на всех языках от Измира и до Дербента. Отвести гяуру глаза, заставить его повернуться, а затем поразить в спину ножом, спрятанным в рукаве, считалось не только вынужденной хитростью, но – доблестным поступком настоящего воина.

Кроме того, что можно было еще ожидать от голодных, измерзших, отчаявшихся людей? Да сам бы Валериан, очутившись в таком положении, собрал бы вокруг себя несколько десятков вояк посильнее и поотчаянней и начал бы с таким отрядом нападать на небольшие посты, захватывая оружие и продовольствие.

Потому-то он и не спал ночами, рассылал разъезды вдоль реки и по дорогам, разбегавшимся во все стороны света. И сам с небольшой свитой проезжал вдоль периметра и с внутренней стороны, и с внешней. Возвращался и ложился, когда уже совсем светало, а до полудня снова был на ногах, принимая рапорты, и снова объезжал все порядки своего гарнизона.

Крупные звезды повисли над склонами. Луна, полная на три четверти, уже заливала бледным светом долину реки Праводы, высвечивая вершины, поднимавшиеся над северным гребнем. Валериан повел свой разъезд прямо к воротам, обменялся несколькими словами с начальником караула и первым проскакал мимо открывшихся створок.