Книга Арахно. В коконе смерти - Олег Овчинников

Тогда-то и прозвучала впервые странная фраза Бориса.

– Что? – переспросил Толик и оглянулся на Борю из-под сложенной козырьком ладони.

Борис повторил.

Толик резко остановился посреди тротуара, как будто влип обеими подошвами в размякший под солнцем асфальт, и повторил еще раз, для себя – медленно, честно стараясь понять.

– Мне? Помочь? Концептуальщикам?

– Ну да, – Оболенский остановился и развернулся к Анатолию. В этом положении его кустистые брови отбрасывали диагональные тени на заметно впалые глазницы, избавляя Бориса от необходимости прятать от солнца взгляд. – А что? За ними будущее. Концепт, пиар и агрессивная реклама, – перечислил он три слагаемых гипотетического будущего, загибая пальцы на правой руке, отчего торчащая из кулака сигарета стала похожа на тлеющий кукиш.

– Да я эту рекламу терпеть не могу, – борясь с недоумением, признался Толик.

– Не скажи. Реклама, особенно агрессивная – это сила! Вот ты, Толь, вспомни, к примеру, часто ли ты у себя перхоть наблюдал до того, как реклама лечебных шампуней полным ходом пошла?

– Редко. Почти никогда. – А почему, как думаешь?

– Не приглядывался?

– Ничего подобного, – рассмеялся Борис, и оттого что серые глаза приятеля по-прежнему скрывались в тени бровей, его усмешка показалась Анатолию зловещей. – Агрессивная рекламная кампания. О! Смотри-ка, а вот и они! – Боря задрал голову и ткнул пальцем куда-то поверх Толикова плеча.

Толик обернулся и, прищурившись, уставился в небо, но ничего особенного там не узрел. Только где-то за силуэтом далекой высотки таял в воздухе звук удаляющихся лопастей.

– Вертолет, видел? Их легко различить по радикально-черному окрасу кабины. Даже стекла тонируют, конспираторы. Это они, чтоб ты знал, перхоть с воздуха разбрасывают. Сволочи! С экрана пудрят нам мозги, а с вертолетов – головы. И таких вертушек, заметь, двадцать штук по одной только Москве. У них аэродром в Кубянке.

Боря, жестикулируя зажатой в кулак сигаретой, засыпал Толика все новыми и новыми фантастическими деталями и подробностями. Стоял он при этом на том же месте, где остановился, но Толику отчего-то казалось, что Борис незаметно подкрадывается к нему и его широкая грудь в домашней майке с лямками становится все ближе, наплывает… Нимало не заботясь производимым оптическим эффектом, Оболенский между тем развивал тему агрессивных рекламных методов.

– Да-да, все так называемые женские циклы – результат действия вируса, изобретенного производителями тампонов и прокладок. Это еще ничего, но знал бы ты, что поставщики виагры в городской водопровод подбрасывают!

– А, – сказал Анатолий, да так и застыл на полуслове. Внезапно нестерпимо зачесался затылок, но Толик мужественно воздержался от почесывания, одновременно попытавшись изгнать из головы мысль о волшебниках за тонированными стеклами радикально-черного вертолета.

– Рот прикрой, – посоветовал Борис. – А то тсариес подцепишь. Видишь, поливалка поехала?.. В три часа дня, а? Аккурат когда все нормальные люди уже пообедали и готовы испортить себе кислотно-щелочной баланс. Совсем совесть потеряли! Ты на номера, на номера посмотри!

Толик посмотрел. На сером заднике облупившейся цистерны выделялись крупные белые буквы: «КРС».

– Вот как надо! – подвел итог Борис и, вздохнув, взял ошеломленного Толика под локоток. – А мы – сказочки, басенки, песенки… Э-эх!.. Ну, чего встал, пошли!

Через пару десятков шагов Анатолий почувствовал, что может идти самостоятельно. Борис тоже заметно воспрял духом.

– Хотя некоторые подвижки уже есть, – заявил он. – Помнишь, пару лет назад по MTV рекламу крутили? «Не убивайте пауков» и все такое прочее, дескать, они же не виноваты, что так мерзко выглядят.

– Ну, – уклончиво ответил Толик.

– Так вот, я тогда решил, это «Гринпис» или ВСОП с жиру бесятся. А сейчас вдруг задумался: а не знакомые ли плавники из-за экрана торчат?

– Думаешь, Щукин?

– А кто еще? И «Тенета» – помнишь, был такой литературный конкурс в сети – наверняка тоже он организовывал. Еще в 96-м. Только грубо, грубо вы тогда работали, Василий Многоточиевич! Слишком уж прямолинейно. А тут надо исподволь, ненавязчиво начинать. С обложек детских книжек, со сказочек…

– С басенок и песенок, – подсказал Толик.

– Ага! Так что не так уж слабо господин Щукин соображает. Учится потихоньку. О! Видал?

Борис неожиданно сорвался с места и в несколько широких шагов поравнялся с идущей впереди миниатюрной блондинкой в голубом джинсовом костюме. На ее плече покачивалась крошечная сумочка в форме сердечка, в руке болтался фирменный пакет «Нивея». Лица блондинки отставший Толик видеть не мог, но то, что он мог видеть, радовало взгляд и стимулировало воображение.

– Милая девушка! – позвал Борис. – Можно вас, буквально на секундочку?

Блондинка отреагировала вполне адекватно: сделала вид, что ничего не слышит.

– Постойте, ну куда же вы! – не сдавался Борис. – Может, это и не бросается в глаза, но выпиливаю лобзиком я еще лучше, чем выжигаю по дереву. Вот поручик, в случае чего, подтвердит.

– Это вы мне? – она остановилась и оглянулась, явив Толику свой лик-весьма приятный, под стать фигуре, но… слишком уж несовершеннолетний. Девица смерила недоверчивым взглядом немолодого мужика в затрапезном трико., но с чрезвычайно обаятельной улыбкой. – Слушаю.

– Нет, нет, не оборачивайтесь, если можно. Вот так, – Боря пристроился блондинке в затылок, затем присел перед ней, и обернувшись к Толику, поманил пальцем.

– Любуйся, поручик! Наша последняя разработка.

Толике опаской приблизился, нагнулся – и с облегчением разглядел на джинсах девушки, под левым коленом сзади неброскую аппликацию. Наклейка или нашивка из прорезиненной бежевой ткани изображала забавного паучка внутри порезанного на дольки шестиугольника, символизирующего паутину.

– Видишь, уже в массы пошло. Это Вик придумал, наш дизайнер, – объяснил Боря, но с такой гордостью, будто это именно он надоумил модельера заняться аппликацией или научил вписывать паука внутрь шестигранной гайки.

– Вик? Это который голубой? – уточнил Толик.

– А тебе не все равно, голубой он или зеленый? – спросил Боря, и в его голосе Анатолию послышалась неуместная обида. – Или ты гомофоб? К тому же он не гомо, а, как минимум, би.

– Да я что? Ничего я. Он же ко мне не пристает.

– То-то же! Долой предрассудки и дискриминацию! – воззвал Борис, стоя на коленях позади незнакомой девушки, подающей первые признаки нетерпения. – Надо быть терпимым ко всем: к жучкам, паучкам, голубкам…

– К еврейчикам, – непонятно зачем вставил Толик, немедленно об этом пожалев.

– Особенно к еврейчикам! Они же не виноваты, что такими родились. Радуйся, что нашего рыбного спонсора перемкнуло и заклинило на пауках, а не на однополой любви. Вот бы ты сейчас помучился, подбирая эпитеты для… например…