Книга Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789-1848 - Иван Жиркевич

– Я адресовался к графу Чернышеву. Тот мне не отказал и не обещал, однако же, ничего.

– Самое верное средство у Чернышева не получить место – это просить через меня.[405]Нет, этого я не беру на себя. А вот что пришло мне в голову: не знакомы ли вы с Блудовым,[406]и не хотите ли вы быть губернатором?

– С Блудовым, – отвечал я, – не знаком, а губернатором не мечтаю и не могу! Многое надобно! Без шести тысяч рублей жалованья я никакого места не приму, ибо менее этого для содержания моего семейства и себя будет мало, а для звания губернаторского и тем более. Взяток я брать не стану!..

– Знаю и верю. Но все-таки можно будет поговорить с Блудовым или с другим кем-нибудь. А для памяти и нового знакомства мне нужно иметь по крайней мере записку о служба вашей!

В эту минуту отворилась дверь и без доклада вошел в кабинет дежурный генерал морского штаба, вице-адмирал, генерал-адъютант Колзаков;[407]я тотчас встал, чтобы уступить свой стул, но и князь встал и, взяв меня под руку, слегка кивнул вошедшему головой, начал ходить со мной по кабинету, продолжая начатый разговор, в который вмешался и Колзаков.

– Здравствуйте, ваша светлость, – сказал он. – А! Кого я вижу! Это тоже мой знакомец. С его превосходительством мы виделись в Туле. Вот человек, которого Штаден боялся как черт ладана!..

– Из чего это ваше превосходительство изволите заключать?

– Это я знаю точно, от брата, – сказал Колзаков.

– Скажите мне, Жиркевич, – спросил князь, – что вы думаете о Штадене?

– Князь! После замечания адмирала мне положительно трудно отвечать на вопрос ваш. Если его превосходительство полагает, что я скажу что-нибудь особенно дурное о Штадене, он ошибется, хотя я не уверен, чтобы Штаден был обо мне хорошего мнения, и скажу откровенно, что Штаден необходим при оружейных заводах. Он умен и хитер и так устроился, что его заменить никем и нельзя. Что Штаден любит деньгу – это все знают! Но если ему будут давать каждые шесть месяцев награду, я ручаюсь за него, что он и брать не станет. А оружейников после Воронова он воскресил и стал в полном смысле их благодетелем. Правда, было два или три оружейника, но это подрядчики, которые через него погибли – из интересов, это исключение. Вообще же оружейники его любят и боятся; а если сместят его по какому-нибудь случаю, то, ей-ей, станут плакать…

Тут разговор наш был прерван лакеем, который доложил о прибытии вице-адмирала Рикорда[408]и сенатора Поливанова.[409]Князь их принял как знакомых, но несколько холодно и занялся с ними разговором, а Колзаков, взяв меня под руку, завел какой-то незначащий разговор и между прочим звал к себе – возобновить с ним «старое» знакомство! Я его видел всего один раз у Философова, в Туле, и в это единственное наше свидание его превосходительство даже почти не удостоил меня поклоном, когда нас познакомили. Хорошо старое знакомство!.. Видя, что князь занят, я пожелал уйти не замеченным, но он остановил меня у дверей, сказав:

Прошу не забыть о записке; пришлите ее ко мне сегодня или завтра.

– В буквальном смысле, князь, «прислать», – спросил я, – или принести самому?

– Повторяю, пришлите с человеком и будьте уверены, что ее тотчас же отдадут мне; до свидания! – А потом, когда я уже был в другой комнате, он закричал мне вслед: – Ваше превосходительство! Через три дня милости просим опять ко мне!

Я в тот же вечер отправил к нему требуемую записку.

Знакомые мои ожидали меня с нетерпением, чтобы узнать результат свидания моего с Меншиковым, и верить не хотели моему рассказу! Они утверждали серьезно, что я, верно, имею какой-нибудь талисман или знаю такое «слово», что мог удостоиться такого ласкового приема от гордого и недоступного человека, каков Меншиков, который давно уже никого не хочет знать из прежних своих сослуживцев.