Книга Улица Полумесяца - Энн Перри

В комнате повисла напряженная тишина.

Миссис Эллисон вздохнула и ссутулилась.

– Он не узнал о… – недоверчиво прошептала она.

– Нет.

Они опять помолчали. Кэролайн подыскивала спасительные слова, способные убедить Марию в том, что ее старые раны можно исцелить и что любое горе поправимо, хотя и сомневалась, что существуют слова, способные помочь вычеркнуть из памяти ужасные картины прошлого.

Пожилая женщина начала что-то говорить, но умолкла. Она не сводила глаз с лица миссис Филдинг. В глубине души старуха испытывала благодарность, но облечение ее в слова могло выдать затаенные чувства, заронить в семейную почву зерно реального единодушия между ними, а к этому она пока была не готова.

Кэролайн мягко улыбнулась, выдержав уместную паузу, и удалилась.

Больше в тот день она не видела старую даму.

Вечером, когда Джошуа после легкого ужина уехал в театр, горничная сообщила о приходе суперинтенданта Питта, чем очень обрадовала миссис Филдинг. За удовольствие дневного пребывания мужа дома она частенько расплачивалась одинокими вечерами.

– Томас! Заходи, – радостно пригласила она зятя. – Как твои дела? Дорогой, ты выглядишь ужасно усталым! Присаживайся. – Женщина предложила ему удобное массивное кресло возле камина. – Ты ужинал?

Она отлично сознавала, каким тяжким казалось ему одиночество, пока Шарлотта развлекалась в Париже. Его костюм выглядел еще более помятым, чем обычно, и вообще зять имел заброшенный унылый вид. И лишь когда Питт устроился в предложенном кресле, под газовой лампой, Кэролайн заметила, что вид у него еще и глубоко несчастный.

– Томас, в чем дело? Что случилось? – занервничала миссис Филдинг.

По лицу гостя скользнула бледная улыбка, печальная и слегка смущенная.

– Неужели мое лицо как открытая книга?

– Должно быть, сегодня – день правды. Да.

Немного успокоившись, полицейский более удобно устроился в кресле, радуясь исходящему от камина теплу.

– Полагаю, вообще говоря, мне нужно бы побеседовать с Джошуа. И следовало бы догадаться, что в такой час я вряд ли застану его дома. – Он умолк в явном замешательстве.

Кэролайн видела, что ему хочется о чем-то поговорить. Что бы ни расстроило ее зятя, ему необходимо было с кем-то поделиться, выговориться, а Шарлотта еще не вернулась.

– Я могу сама рассказать все Джошуа, когда он вернется домой, – почти небрежно предложила она. – Так в чем же дело? Полагаю, это связано с театром. А может, и с убийством того фотографа?

– Верно. Хотя, честно говоря, такие темы не принято обсуждать с женщинами.

– Так уж и не принято? Ты в замешательстве?

– Нет… – Суперинтендант нерешительно помедлил. – В общем…

Его собеседница с горечью подумала о том, что рассказала ей свекровь. Что бы ни сказал Питт, это едва ли будет более непристойно или более оскорбительно.

– Томас, меня не нужно защищать от жизни, – заверила она полицейского. – Или если ты опасаешься, что я не умею хранить тайны, то…

– Нет, вовсе нет! – запротестовал ее зять, запустив пальцы в свою шевелюру и сделав ее еще более взъерошенной. – Просто это… крайне неприятное дело.

– Это уже написано на твоем лице. Ты думаешь, что убийство Кэткарта как-то связано с театром?

– Возможно. Он, безусловно, знал Сесиль Антрим… очень близко.

– Ты имеешь в виду, что они были любовниками? – Женщину приятно удивила деликатность Питта.

– Не обязательно. Их отношения могли быть более сложными.

Томас вытянул ноги, устраиваясь поудобнее. Лицо его омрачилось. Очевидно, ему все равно было трудно высказать теще все то, что терзало его мысли. Но она и сама мучилась сегодня утром, размышляя, что можно сказать Сэмюэлю о миссис Эллисон, и поэтому понимающе ждала.

Пламя весело плясало за каминной решеткой. Тишину гостиной нарушало лишь тиканье часов.

– Я обнаружил фотографии Сесиль Антрим в одной книжной лавке, торгующей открытками, – наконец сообщил суперинтендант. – Мы не сообщали в газеты о том, в каком виде обнаружили Кэткарта, – упомянули только, что он находился в лодке. – Томас избегал взгляда тещи, и его щеки чуть порозовели. – Но на самом деле его вырядили в зеленое бархатное платье… весьма своеобразно порванное… и приковали за запястья и лодыжки к бортам… словно кто-то постарался устроить непристойную пародию на картину «Смерть Офелии» Джона Милле. Даже разбросали вокруг цветы… сплетенные в гирлянды… – Он запнулся и умолк.

Миссис Филдинг с трудом совладала с изумлением и идиотским желанием рассмеяться.

– И какое же отношение это имеет к Сесиль Антрим? – удивилась она.

– В той лавке обнаружилась серия непристойных и нечестивых открыток с ее участием, – ответил Томас. – Одна из них практически точно изображала «Офелию». Это не могло быть случайным совпадением. Такое же платье, те же цветочные гирлянды. Даже лодка выглядела так же. Его убили и положили в точно такой же позе. Кто бы ни сделал это, он видел ту фотографию.

Кэролайн почувствовала холодный укол страха.

– Ты думаешь, она как-то причастна…

Она подумала, как страшно это может огорчить Джошуа. Он так откровенно восхищался талантом Сесиль, ее смелостью и страстными чувствами, ее цельной прямой натурой… Как могла такая женщина согласиться на порнографию? Вряд ли тут сыграла роль столь пустяковая причина, как деньги. Но наверняка ее согласию можно найти разумное объяснение…

Питт смотрел на тещу, наблюдая за выражением ее лица и глаз, за стиснутыми на коленях руками.

– И много таких фотографий? – спросила она. – Я имею в виду, не могли ли продать их многим людям или использовать для шантажа?

– Некоторые запечатленные в них сцены являются… запрещенными. – Полицейский не стал вдаваться в подробности, но его собеседница догадалась, что имеется в виду. – Владелец магазина дал мне список своих клиентов, – продолжил Томас, – но трудно сказать, насколько он полон. В общем, придется собирать сведения… – Газовый свет подчеркивал печаль и усталость его лица. – Некоторые из них сами могут быть продавцами. Одному богу известно, какой длинной может оказаться цепочка.

На Кэролайн тоже вдруг навалилась усталость: она почувствовала себя немного разбитой от недавнего неожиданного столкновения с жестокостью и моральным убожеством, вторгшимися в ее уютный и радостный мир, испачкав его грязью, от которой невозможно просто так отмахнуться. В основном ее тревожили раны Марии, такие глубокие, что искалечили саму душу старой дамы. Но рассказанное сейчас Питтом имело отношение к той же проблеме, к тому же умственному и душевному пороку, выражавшемуся в наслаждении болью.

– Страшно то, – тихо продолжил суперинтендант, – что они могли попасть в любые руки… молодых людей, несведущих… мальчиков, страстно мечтавших немного узнать о женщинах…