Книга Падшие в небеса.1937 - Ярослав Питерский

Павел вздрогнул. Он попытался поднять руки. Но они его не слушались. Павел вновь напрягся. «Руки. Посмотреть на руки. На ладони. Если он увидит свои ладони, то, значит, он жив. Если нет…» Павел потянулся всем телом. Он извивался, как змея. Но руки не слушались. Они, словно привязанные, лежали вдоль тела. И туман стал отступать. Медленно, очень медленно. Пелена расходится. Но вместе с пеленой гаснет свет. Он все слабее и слабее. Он исчезает вместе с туманом. Павел пытался облизнуть губы. Он попытался пошевелить ногами. Колени удалось поднять. Ноги двигаются. Еще немного. И вновь темнота… Павел открыл глаза. Полумрак и тихий, еле уловимый звук. Тик-тик! И тишина! Затем опять тик – тик. «Что это за звук? Что? Очень знакомый! Очень?» – Павел пытался вспомнить, где он слышал этот звук. Но тщетно.

Тик. Тик. Кап. Кап.

– Что это? – еле прошептали губы.

Павел открыла глаза. Он всматривался в крупные полоски.

Тик. Тик. Кап.

– Что это за звуки? – вновь прошептали губы.

Клюфт еле-еле пошевелил языком. Но слова не вырываются. Они не хотят вырваться.

– Это вода, – тихо прозвучал знакомый голос.

«Кто это? Кто? Я слышу звуки – значит, я не умер? Нет, но кто это?»

Павел вздрогнул и попытался повернуть голову. Да. Он видит. Вот силуэт. Рядом с ним на кровати сидит человек, но кто это?

– Ты кто?

– Я твой знакомый, – ответил человек.

– Какой еще знакомый? – прохрипел Павел.

– Я богослов…

Клюфт напрягся. Он, нет, это точно он! Этот человек! Иоиль! Он! Он сидит рядом! И опять в этом мерзком темно-зеленом плаще! Но где они? Где? Опять в камере?

– Это вода, – вновь сказал каким-то равнодушным голосом Иоиль.

– Какая еще вода? – недовольно буркнул Клюфт.

– Ну, ты спрашивал, что это за звук? Тот? Тихий…

– А, да…

– Это вода. Она капает с крана. Там плохие прокладки…

– Хм, значит, я жив… – выдохнул Павел.

– Ты жив. Но ты был мертв. Почти мертв…

– А ты откуда знаешь?

– Хм, я видел…

– Что видел? – простонал Павел.

– Твою смерть…

– Опять ты за своё?! Опять?! Нет! Оставь меня в покое! Оставь! Сейчас ты скажешь, что это ты меня спас?! Или нет, меня спас твой Бог?

– Ты странный. Господь ведь для всех и он никого не спасает. Ведь если ты умрешь, ты попадешь к нему. Зачем ему спасать?

– Нет, не хочу это слушать. Я просто выжил… сам…

– Ну-ну, а позволь тебя спросить? Зачем? Зачем же ты выжил?

– Как зачем?! Чтобы жить…

– Брось! Ты ведь хотел умереть?! Но не умер. А сейчас ты рад, что жив? Ты непоследователен, – богослов говорил это немного раздражительно.

– Я выжил потому, что я выжил!

– А, зачем тебе такая жизнь? Ты ведь в тюрьме…

– Ну, значит, значит… – Павел не знал, что ответить.

– Ты хотел сказать, значит так Богу угодно? Верно, так ему угодно. Вот и все. Потому ты и жив.

Клюфта бросила в жар. Он опять. Этот человек опять говорит с его мыслями. Он словно пробирается в его сознание.

– Что тебе нужно? – недовольно спросил Павел.

– Я хочу тебе помочь. Вот и все. Тебе сейчас трудно. И помни, главное побороть в себе сомнения. И не предать себя. Вот что, помни. Тебе сейчас трудно. Но это не только физическая боль. Не только. Блажен человек, который всегда пребывает в благоговении, а кто ожесточает сердце свое, тот попадает в беду…

– Что ты хочешь этим сказать? – разозлился Павел.

– Ты понимаешь. Поэтому и злишься. Но ты не хочешь слушать истину. Свое сердце. Ведь у тебя в сердце есть Господь. Слушай его!

– О чем ты?

– Ненависть тебя убьет, если ты не одумаешься. Все, что я хотел тебе сказать.

– Слушай, я не хочу слушать твои наставления. Не хочу. С чего ты взял, что имеешь право наставлять людей? С чего?

– Я не наставляю, я говорю истину…

– Хм, истину?! С чего ты взял, что, говоришь истину? С чего? Почему ты считаешь, что именно то, что ты говоришь – истина?

– А ты можешь это опровергнуть? – ухмыльнулся богослов.

Павел застонал. Он попытался вновь дернуться, но не смог. Руки не подчинялись ему.

– Почему я должен это опровергать? Почему? Что тебе надо? От меня? Что надо? – прикрикнул Клюфт.

Он разозлился. Но это была злость не на богослова, а на собственное бессилие. Павел понимал, что богослов вновь загнал его в мысленный тупик и выиграл спор. Но это так не хотелось признавать.

– Мне ничего не надо. Я хочу, чтобы тебе было легче. Но ты, как я вижу, сам этого не хочешь…

– Легче? Да я мучаюсь! Понимаешь, после того, как поговорю с тобой, мучаюсь! – признался Павел.

– Вот и хорошо. Вернее, это так и должно быть. Все люди мучаются, пока найдут себя. Пока придут к Богу. Это длинная дорога…

– Дорога? Почему? Почему твой Бог не сделает, чтобы она была прямой и короткой? – как нерадивый школьник у учителя, спросил Павел.

– А это ты у него спроси… – ласково ответил богослов.

Он медленно поднялся с края кровати и, внимательно посмотрев на Клюфта, улыбнулся. Павел всматривался в его лицо.

– Что меня ждет, если я поверю тебе? А, богослов?! Что меня ждет? – вдруг, словно признав свое поражение, с надеждой спросил Павел.

Богослов тяжело вздохнул и, кивнув головой, тихо ответил:

– Ты уразумеешь страх Господень и найдешь познание о Боге. Ибо Господь дает мудрость. Из уст Его знание и разум! Он сохраняет для праведных спасение! Он щит для ходящих непорочно. Тогда ты уразумеешь правду и правосудие, и прямоту, всякую другую стезю. Когда мудрость войдет в сердце твое и знание будет приятно душе твоей, тогда рассудительность будет оберегать тебя, разум будет охранять тебя. Дабы спасти тебя от пути злого, от человека, говорящего ложь.

Павел закрыл глаза. Он тяжело дышал. Он хотел еще что-то спросить у богослова, но не мог открыть рот. Когда же Клюфт напрягся и посмотрел на человека в грязно-зеленом плаще, то вместо него увидел силуэт в белом халате…

– Опять бредил?! Вон, правда, глаза открыл!.. Ой! Устала я с ним! – ворчала толстая санитарка.

Клюфт открыл глаза и улыбнулся. Сон…

Это вновь был сон…

Павел поймал себя на мысли, что это был все-таки приятный сон. И он был бы не прочь, если бы сон продлился чуть-чуть подольше.

– Вот скажи мне, Клюфт? Что тебе снится, что ты так кричишь? Кричишь на всю камеру! А? – санитарка хоть и говорила сурово, но в ее голосе звучало сострадание.