Книга Осада Будапешта. 100 дней Второй мировой войны - Кристиан Унгвари

7. Генерал-лейтенант (Имре) Каланди тяжело ранен.

8. Численность войск быстро тает, что особенно характерно для немецких подразделений».

Наконец 30 января, когда в немецкой сводке было упомянуто о том, что значительная часть венгерской армии и жандармерии перешла на советскую сторону, Хинди потерял терпение. Берегфи направил текст Хинди и потребовал от него провести расследование. В ответе Хинди было написано:

«Гражданские лица, которые из-за бомбежек лишились домов и вообще крыши над головой, имущества, испытывающие муки голода и жажды, под огнем противника и собственных войск все чаще выражают неприязнь немецким солдатам и партии «Скрещенные стрелы». Волнения среди населения не прекращаются, так как оно считает, что страдания людей и разрушение столицы не имеют никакого смысла. В некоторых случаях люди злятся при появлении в местах, где они скрываются, собственных солдат, так как русские иногда снабжают гражданское население водой и сигаретами. Поэтому многие видят в русских своих освободителей. Русские встречают градом снарядов любой военный маневр противников, но не стреляют в гражданских. Усилия русской пропаганды подтверждает и поведение немецких солдат по отношению к венгерским союзникам и гражданскому населению.

Не один раз венгерские военные и гражданские лица подвергались арестам сотрудниками СС под надуманным предлогом. Они содержались в невыносимых условиях вплоть до освобождения представителями венгерского I армейского корпуса… Офицеров избивали без причины и подвергали оскорблениям. Во время атак немцы держатся за спинами венгерских солдат, а венгров гонят вперед под угрозой оружия. Немецкие подразделения обкрадывают венгерские казармы. Безоружных рабочих заставляют участвовать в атаках просто для создания обстановки неразберихи, многие в результате гибнут».

После перечисления примеров жестокости немецких союзников, особо отметив стойкость и храбрость многих венгерских подразделений, Хинди сделал заключение о том, что войска обороняющихся находятся на пределе сил, что даже самые стойкие офицеры не могут больше выдерживать осаду. В его донесениях в начале февраля об этом говорится открыто:

«Немцы превратили церковь капуцинов на площади Корвина в конюшню. Родственники солдат и просто гражданские жители, страдающие от голода, собираются у командных пунктов и кухонь венгерских подразделений, где униженно и стыдливо просят пропитание.

Немцы гонят гражданское население, мобилизованное для работ, на передовую. Работы срываются огнем противника, который наносит существенные потери. В большинстве случаев под минометным и пулеметно-ружейным огнем люди возвращаются по домам, так ничего и не сделав. Учащаются случаи мародерства в частных домах.

По данным немецкого командования, по воздуху доставляется лишь минимально потребное количество продовольствия. Они не только не делятся этими поставками, но и по возможности стремятся захватить те скудные запасы, что имеются в распоряжении гражданского населения, пользуясь отсутствием должного контроля со стороны продовольственных команд венгерских войск… Стало невозможно бороться с участившимися случаями реквизиций и грабежей, которые совершают многие немецкие подразделения в тылу.

Гражданское население испытывает отчаяние и безнадежность. Люди хорошо относятся к венгерским солдатам, но не любят немцев за их агрессивное поведение. Гражданские жители больше не видят в немцах своих освободителей. Они открыто говорят, что это обман».

Донесения Хинди носили односторонний характер: боевой дух венгерских солдат был ниже, чем у немцев, но на уровне рядового состава случаи проявления подлинного боевого братства были вовсе не редки. Важно отметить то, что генерал в своих донесениях сделал вывод о бессмысленности и даже преступности дальнейшего сопротивления в Будапеште, несмотря на то что ему все же не удалось сломить упрямство немецких коллег.

Предприятия городского хозяйства прекратили работу относительно поздно, и то по той причине, что все они (водо- и газоснабжение, электричество) одно за другим оказались в руках русских. Подача газа была остановлена 28 декабря, воды — 3 января. Телефонная связь продолжала работать до конца декабря, а в некоторых районах, особенно в Буде, телефонные линии функционировали до самого прорыва в начале февраля. Электричество отключили только 30 декабря. В результате артобстрелов часто оказывались поврежденными линии газоснабжения. Например, была повреждена и загорелась основная магистраль под Кровавым Лугом, и в течение нескольких дней после этого из земли ввысь били величественные языки пламени.

Несмотря на повреждение телефонных линий, население продолжало получать информацию о том, что происходило в городе. Так, новость о гибели советских парламентеров или о том, что в советский плен попал пресловутый вождь партии «Скрещенные стрелы» отец Альфред Кун, дошла до самых отдаленных подвалов Буды. Когда на здание парламента приземлился красный немецкий парашют, эта новость стала стремительно обрастать слухами. Большинство приняло его за советский флаг, а фантазии некоторых распространились еще дальше: они уверяли, что рядом с советским знаменем реял стяг Девы Марии, покровительницы страны.

В течение нескольких недель сотни тысяч горожан ютились в подвалах высотных зданий, однако многие из тех, кто был в бегах, не спускались в убежища даже во время бомбежек, опасаясь, что на них донесут.

«Самое худшее в бомбоубежищах было то, что все они были рассчитаны только на кратковременные воздушные налеты, а не на то, что хищные стаи вражеских самолетов будут целыми днями и даже неделями кружить над городом. В помещениях было лишь несколько скамеек, кое-что из противопожарного оборудования и кабинет неотложной медицинской помощи. Иногда к этому примитивному набору позже добавляли радиостанцию…

Люди перебрались в убежища в несколько этапов. Обычно первыми туда переселялись семьи с маленькими детьми, которым было бы сложно спуститься в подвал с третьего или четвертого этажа уже после начала налета, а потом снова идти назад. Лифты в большинстве домов перестали работать еще в декабре… Полы и стены лучших из убежищ были покрыты плиткой или отштукатурены. Почти везде от дыхания такого большого количества людей на стенах и на потолке собирался конденсат, капли которого постоянно падали вниз».

Причиной самых крупных конфликтов среди обитателей убежищ были приготовление пищи, походы за водой и стирка. Лишь в немногих убежищах имелись собственные источники воды, и питьевую воду, как правило, приходилось доставлять издалека, с риском для жизни. К концу декабря в Пеште воду можно было получить только из источников у здания парламента и на острове Маргит. Как вспоминал обер-лейтенант Владимир Олднер, советские солдаты не пытались препятствовать водоснабжению даже тогда, когда они занимали ранее не оккупированные ими районы, в которых располагались эти источники. Однако многие вспоминают прямо противоположное. Население Буды получало воду из целебных источников у горы Геллерт-Хедь, из колодцев, вырытых под жилыми домами, которых тогда было гораздо больше, чем в наше время, и количество которых за время осады еше более возросло. Однако в некоторых местах, в частности в районе Замка, недостаток воды был просто катастрофическим. Обычно 15–20 семей по очереди пользовались посудой, в которой готовили еду и нагревали воду. Более дальновидные готовили вместе, что позволяло не только сократить время на приготовление пищи, но и делало этот процесс более экономичным и, что особенно важно, имело еще и то преимущество, что устраняло неравенство в еде. Обычно конфликты возникали как раз там, где каждая семья готовила себе по отдельности. Люди, которые предпочитали есть тайно от всех, чтобы не провоцировать остальных, часто выдавали себя характерными звуками пережевывающих пищу ртов, раздающимися в темноте.