Книга Дамы плаща и кинжала - Елена Арсеньева

Вряд ли ему удалось бы потом так скоро отвязаться от русских, однако так уж сложились обстоятельства, что Директор — такую кличку дали этому человеку — и впрямь не заработался на разведку. Правда, выполнил он не одно, а два задания, но это сути не меняет.

Итак, Зое предстояло передать шифр для радиостанции. Но как его провезти? Она взяла кусок тончайшего белого шифона и приклеила кончики воздушной материи к листу бумаги, вставила эту комбинированную прослойку в пишущую машинку и напечатала на ней шифр, порядок пользования им и условия работы радиостанции. Затем срезала куски шифона и сняла его с бумаги. Напечатанный текст оказался совершенно незаметным: прочесть его можно было, только наложив шифон на белый лист бумаги. Затем Зоя купила два совершенно одинаковых галстука, распорола один из них и вырезала из его внутренности часть фланели, которая прилегает к шее. Ее-то она и заменила сложенным раз в восемь шифоном с текстом, напечатанном на машинке. В этом галстуке Директор и отправился в рейс. Кварцы для рации были виртуозно замаскированы в предметах косметики. Поездка прошла удачно, и в этот, и в следующий раз тоже.

И тут грянул гром. Вскоре все члены «Красной капеллы» были арестованы и казнены. Зоя и Борис Аркадьевич первым делом заподозрили Директора, однако не было оснований подозревать его, не было! Они были правы: уже после окончания войны выяснилось, что «Красную капеллу» провалил абверовский агент.

Работа продолжалась, и можно сказать, что благодаря усилиям Кина и Ирины Швеция до конца войны так и осталась нейтральной, а Финляндия до срока (20 сентября 1944 года) вышла из гитлеровской коалиции.

Теперь можно было возвращаться в Москву… к безусловному ущербу для работы. Один из агентов Зои в Стокгольме (Карл) наотрез отказался работать с новым резидентом. Причина оказалась самой простой: агент был без памяти влюблен в свою начальницу — Ирину, и не было ему никакого дела до родины социализма и ее побед. Так его и не смогли уговорить продолжить работу, и этот источник был для Москвы потерян.

Зоя на сей раз возвращалась в Россию морем. «Свирепый шторм, мертвая зыбь, сказочные хрустальные дворцы, в которые превратились палубы с обледеневшим такелажем, потом разрывы глубинных бомб и торпед, разломившиеся корабли» — вот что запомнилось из этого путешествия. Потом, много позднее, впечатления от поездки ей очень пригодятся для новой работы.

Возвратившись домой, Ирина обнаружила, что ее близкие выжили в войну просто чудом. А между тем она переводила матери всю зарплату в валюте и считала, что они с сыном хорошо обеспечены. Но обмен на рубли по твердому курсу давал им лишь добавочное ведро картошки (хотя в Швеции за эту месячную зарплату можно было бы купить отличную шубу). Ну что ж, они хотя бы остались живы! А брат Рыбкина погиб в бою, родителей же — они находились на оккупированной территории — расстреляли фашисты за то, что сын их — «важный комиссар в Москве».

После окончания войны Бориса Аркадьевича назначили начальником отдела Управления внешней разведки, потом он был офицером связи со службами безопасности союзников на Ялтинской конференции в феврале 1945 года. Зоя стала заместителем начальника отдела в другом управлении. Она занималась привычной аналитической работой.

В сентябре 1947 года супруги Рыбкины впервые за двенадцать лет совместной жизни получили отпуск…

«Мы бродили по окрестностям Карловых Вар, — вспоминала Зоя потом, — и мечтали, что, уйдя в отставку, попросим дать нам самый отсталый колхоз или район и вложим в него весь наш жизненный опыт, все, что познали в странствованиях: финскую чистоплотность, немецкую экономность, норвежскую любознательность, австрийскую любовь к музыке, английскую привязанность к традициям, шведский менталитет, в котором объединились благоразумие, зажиточность и тот внешний вид, когда трудно определить возраст — от 30 до 60. Мы ничего не нажили — зато у нас была великая жажда познания. А еще в те дни мы пережили взлет влюбленности. «Это наше, хотя и запоздалое, свадебное путешествие», — смеялся Борис».

Идиллию, «медовый месяц» неожиданно прервала срочная телеграмма, и супруги разъехались. Борис Аркадьевич отправился в Баден, на встречу с курьером, а Зоя Ивановна — домой, в Москву.

«Я очень редко плачу. Но в ту ночь рыдала, не знаю отчего… На аэродроме Борис сунул мне в карман какую-то коробочку. Догадалась: духи «Шанель». Знала, что в Москве буду искать в перчатках, в пижамных карманах, в несессере записку: крохотный листок с объяснением в любви он обычно упрятывал в моих вещах.

— До скорого свидания, — сказал он.

А мне кричать хотелось: все, мы больше не увидимся!» — призналась она позднее, вспоминая тот день.

Любящее сердце — вещун…

Работать Борису Рыбкину теперь предстояло в Чехословакии.

Несмотря на различия в общественном строе, еще в 1935 году СССР и Чехословакия подписали секретное соглашение о сотрудничестве разведок. До сих пор остается тайной роль тогдашнего президента Эдуарда Бенеша в смерти маршала Тухачевского. Некоторые документы свидетельствуют, что Бенеш внес свою лепту в дискредитацию Тухачевского в глазах Сталина.

После войны советская госбезопасность развернулась в Чехословакии особенно широко. Вербовка граждан велась столь нагло, что даже Клемент Готвальд не выдержал. Он жаловался Сталину: «Зачем вы это делаете? Ведь можете получить от нас какую угодно информацию».

В Праге Борис Рыбкин создал нелегальную резидентуру, действовавшую под прикрытием экспортно-импортной компании по производству бижутерии, используя ее в качестве базы для возможных диверсионных операций в Западной Европе. Чешская бижутерия известна во всем мире, и это облегчало Рыбкину задачу создания дочерних компаний-«дистрибьюторов» в наиболее важных столицах Западной Европы и Ближнего Востока. (В задачу Рыбкина входило также использование курдского движения против шаха Ирана и правителей Ирака, короля Фейсала Второго и премьер-министра Нури Саида.) И хотя 27 ноября Борис Рыбкин погиб под Прагой в автомобильной катастрофе, его организация уже начала активно действовать.

«28 ноября, на работе, я просто не находила себе места, — писала спустя много лет Зоя Воскресенская. — Когда меня вызвали к начальнику управления, первой мыслью было: «Борис звонит по ВЧ».

— Звонил? — спросила я с порога.

Начальник затянулся сигаретой, помолчал.

— Ты прошла все: огонь, воду, медные трубы. Ты баба мужественная… Борис погиб. В автомобильной катастрофе под Прагой.

2 декабря меня привезли в Клуб имени Дзержинского. Гроб был в цветах, было очень много венков. Я склонилась над Борисом. Лицо не повреждено, руки тоже чистые, ни ссадин, ни царапин. Но когда я хотела поправить надвинувшуюся на щеку розу, то увидела за правым ухом зияющую черную дыру…

(Темная это была история, вызвала немало предположений, в том числе и откровенно бредовых: насчет устранения своего резидента своими же, и так далее. Спекулировали и на национальности Рыбкина. Однако Зою Ивановну всю жизнь волновала мысль: померещилось ли ей отверстие от пули, или оно было на самом деле?)