Книга Колыма - Том Роб Смит

— Мы расстались по обоюдному согласию. У нас есть сын. Он стремится сделать карьеру, а мой перевод разрушит его надежды. Нужно трезво смотреть на вещи.

Грачев сунул руки в карманы брюк.

— Если вы пришли ко мне за помощью, то напрасно.

Раиса посмотрела на Льва, словно спрашивая у него, стоит ли рассказывать майору о той безвыходной ситуации, в которой они оказались. Грачев поймал ее взгляд и попросил:

— Расскажите мне, что случилось. Я постараюсь помочь если не делом, то, по крайней мере, дружеским советом.

Смутившись, Раиса покраснела.

— Извините.

— Ничего страшного.

Она быстро пояснила:

— У нас забрали Елену, нашу приемную дочь, и поместили в психиатрическую клинику в Казани. Она так и не оправилась после убийства своей сестры. Я договорилась с одним врачом, чтобы он осмотрел ее неофициально.

Грачев покачал головой, заметив:

— В таких вещах не бывает ничего неофициального.

Раиса застыла.

— Врач обещал не делать никаких записей относительно ее состояния и лечения. Я поверила ему. Но когда лечение ни к чему не привело…

— Он выдал ее, чтобы защитить себя?

Раиса кивнула. Грачев ненадолго задумался, а потом проронил:

— Боюсь, смерть Зои для всех нас стала тяжелым испытанием.

Слова майора изрядно удивили Льва, и он потребовал объяснений:

— Для всех нас? Что вы имеете в виду?

— Простите меня. Вам, в своем горе, сейчас не общих рассуждений.

— Ничего не понимаю.

— Давайте не будем углубляться в такие материи. Вы пришли сюда, надеясь заручиться помощью для Елены…

Лев перебил его:

— Нет, прошу вас, поясните, о каких материях вы говорите?

Майор уселся на картонную коробку. Он посмотрел сначала на Раису, а потом перевел взгляд на Льва.

— Смерть Зои изменила весь расклад.

Лев непонимающе уставился на него, а Грачев продолжал:

— Я имею в виду убийство девочки, задуманное в качестве мести бывшему агенту государственной безопасности. Была объявлена настоящая охота, и ее жертвами стали еще пятнадцать офицеров, вышедших на пенсию. Все они погибли, а некоторых перед смертью пытали. Эти события стали неприятным сюрпризом для властей, освободивших эту женщину из ГУЛАГа. Как там ее звали?

Лев и Раиса ответили хором:

— Фраерша.

— Кого еще они могли освободить? Домой возвращаются сотни тысяч заключенных; как можно сохранить порядок в стране, если даже небольшая кучка бывших зэков смогла причинить столько неприятностей? А что, если ее месть запустит цепную реакцию, которая приведет к падению режима? Вновь начнется гражданская война, и страна разделится на два враждующих лагеря. Вот чего власти испугались в первую очередь и поэтому предприняли кое-какие шаги, чтобы не допустить этого.

— Какие шаги?

— В воздухе запахло вседозволенностью. Известно ли вам, что уже появились авторы, создающие сатирические произведения? Дудинцев написал роман — «Не хлебом единым», в котором открыто критикует государство и его чиновников. А что будет дальше? Мы позволяем людям критиковать нас. Выступать против нас. Мстить нам. Власть, еще совсем недавно казавшаяся прочной и непоколебимой, зашаталась.

— Волна подобных акций прокатилась по всей стране?

— Когда я говорил о последствиях в более широком смысле, то имел в виду не только инциденты в нашей стране. Акты возмездия совершаются на всех территориях, находящихся под нашим влиянием. Посмотрите, что происходит в Польше. Это ведь речь Хрущева породила восстания. По всей Восточной Европе ширятся антисоветские настроения: в Венгрии, Чехословакии, Югославии…

Эти новости повергли Льва в шок.

— Содержание речи стало известно и там?

— Ее получили американцы, и они же напечатали текст доклада в своих газетах. Он превратился в оружие против нас. В верхах полагают, что мы несем сокрушительные потери по собственной глупости. Как мы можем продолжать дело мировой революции, если признаемся в столь страшных преступлениях против собственного народа? Кто же захочет присоединиться к нам в нашей борьбе? Кто захочет стать нашим товарищем и союзником?

Майор умолк и вытер пот со лба. Лев и Раиса уже сидели перед ним на корточках, словно дети, зачарованные занимательным рассказом из уст старшего товарища. Грачев продолжал:

— Убийство Зои заставило замолчать всех, кто выступал за проведение реформ, включая меня. Даже Хрущев вынужден был отозвать наиболее критические замечания, сделанные им в своей речи.

— Я этого не знал.

— Вам было не до того, Лев. Вы только что похоронили дочь. Вы потеряли друга. Вы не обращали внимания на то, что происходит вокруг. Вы скорбели, а тем временем появился новый вариант доклада.

— Что значит «новый»?

— Из него вычеркнули признания в массовых репрессиях и пытках. Документ был опубликован спустя месяц после убийства Зои. Я вовсе не утверждаю, что только и исключительно месть Фраерши подтолкнула власти к такому шагу. Но она тоже сыграла свою роль. Для традиционалистов она стала показательным и наглядным примером. У Хрущева не осталось выбора: Центральный Комитет переписал его доклад. В нем Сталин уже не выглядит убийцей: он просто совершал ошибки. И сама система более не выглядит порочной. Все недостатки теперь приписываются только Сталину. Доклад все еще называется «секретным», но в нем больше не осталось тайн.

Обдумывая услышанное, Лев заметил:

— Именно неспособность моего Отдела остановить эти убийства стала причиной того, что его закрыли.

— Нет. Это всего лишь повод. Власти никогда не одобряли Отдела по расследованию убийств. И невзлюбили меня за то, что я помогал создавать его. Ваш Отдел стал результатом оттепели, проникновения ростков терпимости в нашу среду. Мы двигались слишком быстро, Лев. Свободу следует завоевывать постепенно, шаг за шагом — за нее нужно сражаться. Силы, которые желали перемен, включая меня, зашли слишком далеко и слишком быстро. Мы пали жертвами собственной самонадеянности. Мы перехитрили сами себя. И надорвались. Кроме того, мы недооценили тех, кто хочет удержать и сохранить власть в ее нынешнем виде.

— Мне приказали вернуться на службу в КГБ.

— Что ж, этого следовало ожидать. Раскаявшийся агент МГБ вновь становится частью традиционных силовых структур. Вас используют. Но вы не должны противиться. На вашем месте, Лев, я был бы очень осторожен. Не верьте, что они станут вести себя лучше и человечнее, чем Сталин. Его дух по-прежнему живет, причем не в каком-то одном человеке, а во многих. Разглядеть его стало труднее, но можете не сомневаться: он никуда не делся.

* * *