Книга Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917 - Виталий Оппоков

В показаниях Анненкова тоже говорится о нехватке оружия, боеприпасов, продовольствия. Но не это главное, что заставляло Временное правительство снимать с линии фронта войсковые части и соединения, ослабляя тем самым, несмотря на протесты и ультиматумы союзников, наступательные силы и наступательный дух. Временное правительство почувствовало угрозу своим позициям в тылу и направляло именно туда войска.

Довольно непривычно звучит из уст монархиста Анненкова признание в том, что казаки никогда не были монархистами, а всегда являлись сторонниками Временного правительства. Здесь проявляется также и двурушническая роль самого Анненкова, дававшего клятву на верность царю и остававшегося в душе монархистом, но перешедшего на службу к тому же Временному правительству, а затем заигрывавшего с казаками, их же предавая.

Вот и еще одна выдержка из его показаний (диалог с членом суда Мизичевым):

«— Когда вы закончили кадетский корпус?

— В 1906 году.

— Когда умер ваш отец?

— В 1904 году.

— Следовательно, какого возраста вы были тогда?

— 14 лет.

— Ваш отец был в чине полковника или генерал-майора?

— Полковник.

— Его имущественное положение?

— Отец имел 60–70 десятин земли и хутор в Волынской губернии.

— Или одним словом — имение.

— Да.

— Теперь такой вопрос. Скажите нам следующее: кто был ваш дедушка?

— По линии отца или матери?

— По линии отца.

— По линии отца моя родословная идет от декабриста Анненкова.

— Теперь вот скажите. Вы кончили курс в кадетском корпусе в 1906 году. Ваш отец происходит от декабриста Анненкова. Казалось бы, вы должны держаться известной политической ориентации, и на вас должна сказаться домашняя обстановка.

— Я дома почти не был. Восьми лет поступил в кадетский корпус и с восьмилетнего возраста всю жизнь провел в военной обстановке, без влияния домашней обстановки.

— Теперь такой вопрос. Вы нам здесь говорили, что когда вы служили, кажется, в запасном полку, в котором было восстание…

— Нет, в запасном полку не служил.

— Ну, я не знаю где, одним словом там, где было восстание.

— В Кокчетаве.

— Скажите, на какой почве возникло это движение?

— Казаки не были довольны, что их призывают по мобилизации.

— Следовательно, они были против войны?

— Нет. Было просто недовольство. Они не хотели отрываться от своих станиц и полей, а когда они были собраны в лагерь, то у них были назначены офицеры из других совершенно частей, офицеры, не знающие казаков и которых не знали казаки. Кроме того, там было много казаков, провожавших, а также и членов семейств казаков. Отношение офицеров было очень строгое. Они не учитывали того обстоятельства, что казаки пришли из своих станиц недисциплинированными, а офицеры применяли по отношению к казакам строгие наказания. Дело доходило до рукоприкладства. Так, например, один офицер начальник лагеря Бородихин был очень нервный и на почве незначительного какого-нибудь случая избивал казаков. Он избил казака Данилова. Стоящая неподалеку группа казаков сказала: „Бить нельзя, нет такого права“. Он повернулся к ним и сказал: „Кто это сказал?“ Казаки не ответили. Он тогда их выругал: „Трусы вы. Только можете сказать из-за спины“. И повернулся уходить. Группа казаков вслед ему пустила несколько ругательств. Он тогда выхватил револьвер и сказал: „Буду стрелять, если не прекратите ругань“. Когда он вытащил револьвер, то казаки, и запасные и вольные, сказали: „Много у германцев пуль для того, чтобы наши офицеры стреляли по казакам. Их будет достаточно“. Начальник лагеря пришел в офицерское общежитие и приказал находившимся там офицерам собрать свои части и развести по баракам, по казармам. Я командовал третьей сотней из лобановских казаков, которыми я командовал в мирное время. Я знал своих казаков, и все казаки знали меня. По моему приказанию эта сотня собралась, и все ушли в барак № 3. Остальные офицеры этого сделать не могли. Когда они начали успокаивать казаков и притом не так, как нужно было бы, казаки некоторых офицеров избили и предложили уехать из лагеря, иначе будет поступлено так же, как с Бородихиным, который был уже убит.

— Он был убит?

— Да. Группа казаков окружила общежитие офицеров. Бородихин начал стрелять, сначала в воздух, а потом по казакам. Последний патрон он пустил в себя, но только легко ранил, его добили уже казаки.

— Ну и за что же вас судили?

— После того когда пришел с экспедицией пехотный полк, приехал генерал Усачев и спрашивает у меня: „Вы все время были в лагере?“ — „Да, был в лагере“, — отвечаю. „Почему они вас не прогнали?“ — „Потому, — я только мог ответить, — что я к ним лучше относился“. — „Очевидно, вы в курсе всех событий и поэтому укажите всех виноватых. Кто виноват — выдайте немедленно“. Я ответил: „Во-первых, не знаю…“ И действительно, я не знал, потому что в количестве 5–6 тысяч человек, кто убил, трудно было разобраться и указать виновника. „А, во-вторых, я, как офицер русской армии, не должен выдавать казаков“.[218]Казаки сами должны выдать себя. И вот за это укрывательство и за то, что я, имея собственную сотню казаков, не мог привести в порядок остальных, как бы за бездействие власти был приговорен к году и четырем месяцам крепости.

— Чьей властью вы не отбывали наказание? Вы ходатайствовали перед кем-либо?

— Властью войскового атамана. Мне было предложено выехать на фронт, а отбывать наказание я был должен после войны, и это наказание числилось за мной в течение всего фронта.

— На фронте вы были начальником партизанского отряда?

— Через полтора года был начальником партизанского отряда.

— Вы сказали, что начальник партизанского отряда выбирался из наиболее преданных офицеров.

— Из наиболее отличившихся.

— Следовательно, и преданных.

— Там много было условий.

— Еще какие условия были?

— Во-первых, офицер должен быть не старше 25 лет, холост и наиболее отличившийся во время германской войны из всего войска.

— Скажите, непосредственное сношение вы имели с вашим атаманом?