Книга Россия и Южная Африка. Наведение мостов - Аполлон Давидсон

Первому поколению южноафриканцев в СССР повезло. Они приехали во время хрущевской оттепели, и, несмотря на конспирацию и всевозможные запреты, даже бойцы Умконто общались с местным населением, а что уж говорить о студентах. Касрилс вспоминал, например, как «в поисках компании несколько человек из нас зашли в университет. Скоро мы втянулись в оживленную беседу с группой студентов отделения английского языка, которые готовили курсовую работу по Роберту Бёрнсу… Дело закончилось тем, что мы купили „Советское шампанское“ и устроили шумную вечеринку. Мы сделали ошибку, сказав, что мы кубинцы… Когда мы уходили, они пообещали пригласить на следующую встречу студентов с испанским языком. В результате мы так и не вернулись. Летом мы отработали смену в колхозе. Вместе со студентами собирали арбузы. Во время обеденных перерывов мы с ними шутили и чувствовали их хорошее расположение к нам… Мы утверждали, что движущей силой общества является рабочий класс. Они спорили с нами, настаивая на том, что авангардом является интеллигенция. Только к концу дня во время прекрасного ужина после бесчисленных тостов мы в конечном счете пришли к согласию о том, что лавры должны быть отданы колхозникам» [859] .

Сехвале в 1976 г. писал, что его группу бойцов Умконто отпускали в Москву почти каждую субботу и воскресенье. Но неорганизованное общение не поощрялось. К тому же им разрешали выезжать в город только группами. Объяснение было такое: если с кем-то что-то произойдет, то неизвестно, где его искать, потому что документов ни у кого не было. Ходили в кино, театры, цирк, музеи, парки культуры и магазины. Поодиночке разрешали ходить только недалеко. В месяц на расходы давали 25 рублей [860] .

Мвези Твала вспоминал о своей жизни в СССР примерно так же: «Жизнь в России строго регулировалась: наше передвижение было ограниченным». Твала один из немногих, кто был разочарован в СССР. «Через некоторое время, – пишет он – я понял, что радужная статистика со страниц „Правды“ и книг по политэкономии не отражала действительности» [861] .

Табо Мбеки приехал в Ленинскую школу в феврале 1969 г. Первым и главным его впечатлением был холод. Но вторым – то, что люди заботились друг о друге: это, как казалось ему, было общество, в котором люди не проходили мимо, а помогали, если считали, что кто-то нуждался в помощи. Старушка, увидев его без шапки, упрекнула: «Вы должны понять, молодой человек, Вы еще молоды, Вы не чувствуете холода, но Вам нужно надевать шапку, потому что холод пронизывает голову, и Вы можете простудиться». Соученица, одна из девушек Мбеки, которая оказалась в той же группе, что и он, вспоминала, что, когда иностранцы выходили из Ленинской школы, сотрудники проверяли, хорошо ли они одеты: есть ли у них шарф, шапка и перчатки. Эти же сотрудники следили, чтобы студенты не перерабатывали, правильно питались, бывали на свежем воздухе даже зимой, отправляли их к врачу при первом недомогании. Неудивительно, что во время визита в Россию в своем тосте в честь премьер-министра Е. М. Примакова Мбеки назвал нашу страну своей «второй родиной» [862] .

Столь пристальная забота нравилась, однако, не всем. Биограф Мбеки описывает, что в 1967 г. Мбеки послали в Москву разбираться со студентами АНК, учившимися там (но не в Ленинской школе), среди которых были Джо Нхланхла, Макс Сисулу и братья Тшабалала. Их обвиняли в пьянстве, отсутствии дисциплины и в выступлении против представителя АНК Сипо Маканы. В отчете руководству Мбеки писал, что они жаловались на изоляцию, проблемы со знакомством с девушками и вездесущность «комсомола, который дышит тебе в шею» [863] .

В военном лагере в Сходне, где учился Мбеки, 25 южноафриканских курсантов жили в удобном двухэтажном здании, по четверо в комнате. Им не разрешалось покидать лагерь без инструктора, но даже с инструктором они должны были возвращаться к шести часам вечера. Посещения не разрешались, алкоголь тоже, но его все равно находили, а пустые бутылки выбрасывали в сугробы. Когда снег начал таять, все бросились убирать этот бутылочный мусор [864] .

Лайнусу Дламини в Советском Союзе понравилось абсолютно все. Он очень тепло вспоминал о своих советских наставниках. Они не говорили по-английски, но лекции переводились. Дламини считал их высокопрофессиональными. Во время обучения в Одессе, куда он приехал в 1964 г., и затем в Москве, он и его коллеги ходили на экскурсии, бывали в колхозах, регулярно посещали театры – Театр оперы и балета в Одессе, Большой театр в Москве [865] .

В 1982–1984 гг. в Ленинской школе учился Сечаба Алоис Сетсуби. В его группе было около 10 человек, среди них Джоел Нетшитензе, Брайан Сокуту, Гарт Штракан, Дженюари Масилела. Сетсуби полюбил СССР – ему там было по-настоящему хорошо.

Их возили отдыхать в Сочи на Черноморское побережье. Они побывали в военных музеях и на экскурсиях в Сталинграде, Ленинграде и Нальчике. Сетсуби вспоминал: пойдешь в парк, выпьешь с рабочими пива, тебя пригласят домой. В СССР не было ни бездомных, ни безработных. «Рабочие владели средствами производства», – говорил он [866] .

Джеймс Нгкулу приехал в Москву в 1985 г. для прохождения курса военной разведки для высшего военного командования. Он и его группа жили в квартире на улице Горького, рядом с Пушкинской площадью. Он вспоминал:

...

Жизнь в квартире была относительно легкой. Там были русские женщины, которым было поручено следить за нашим бытом. Они готовили и готовый ужин оставляли на плите. Советское правительство давало нам 25 рублей в месяц в качестве стипендии и для покупки необходимых мелочей, таких как зубная паста, мыло и т. д. В первый день нас повезли в магазин и купили костюмы и галстуки для торжественных случаев. После занятий нам разрешалось выходить, и мы гуляли по Москве. Общественный транспорт был доступен и очень эффективен. Трамвая или поезда метро мы никогда не ждали больше пяти минут.

По вечерам мы оставались одни и ходили в пабы. Гостеприимные русские всегда предлагали нас угостить. В то время цена бутылки водки была семь рублей… Мы возвращались в 22.00 и в соответствии с правилами звонили дежурному офицеру и говорили по-русски: «Все в порядке».

Нам показывали достопримечательности, например, престижный Большой театр. Мы сидели, наблюдая за движениями танцовщиков в маленькие бинокли, которые предоставлял зрителям театр. И их никто не крал! Мы посетили также Мемориал космонавтики (в честь Юрия Гагарина, первого человека, слетавшего в космос). Интересным было посещение Музея истории Бородино, посвященного сражению под Бородино в 1812 г… Бородинское сражение очень любил Мозес Мабида, ему очень нравился генерал Кутузов и его военные достижения. Село Бородино также было полем сражения под Москвой в 1941 г., когда нацистские силы были остановлены у Москвы. Это было действительно место гордости русских. Экспозиция музея была захватывающей. В Ленинграде… мы посетили Мемориальный музей обороны и блокады Ленинграда, где говорилось об исторической защите города во время Второй мировой войны.

В Москве ходили на Красную площадь, когда били куранты и менялся караул. Там было полно туристов, что нас весьма удивило, так как мы думали, что последовательная антикоммунистическая пропаганда на Западе должна была привести к тому, что туристы не захотят смотреть ни Красную площадь, ни Ленинский мавзолей. Мы видели могилы героев Революции, а также могилы Мозеса Котане, Дж. Б. Маркса и других.