Книга Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети - Евгений Морозов

Уклонение от ответов на поставленные вопросы также помешает спрогнозировать политические последствия либерализации доступа к технологиям. Лишь безответственные теоретики могут оправдывать облегчение доступа к оружию в терпящих крушение государствах. Но у интернета столько положительных сторон – в частности, он способствует свободе слова, – что аналогия с оружием мало кому приходит на ум. И все же польза интернета не всегда перевешивает его негативные стороны. Даже если пистолет использовать как рупор, государству стоит присматривать за оборотом оружия. Но за ярким знаменем борьбы за свободу интернета можно так и не увидать, что интернет – гораздо больше чем рупор демократии и может быть использован ей во вред. Игнорировать это означает ставить проект содействия демократии под угрозу. Важнейшее условие проведения правильной политики по защите свободы интернета – убедить самых горячих ее сторонников в том, что интернет гораздо важнее и опаснее, чем они считали.

Почему рациональная политика не умещается в 140 символов

По мере того как интернет становится все более заметным посредником в американской внешней политике, нам приходится постепенно отказываться от контроля над ним. Конечно, эра, когда дипломаты могли взять тайм-аут, чтобы сформулировать обоснованную, осторожную позицию в связи с тем или иным событием, закончилась с изобретением телеграфа, который практически лишил дипломатический корпус самостоятельности. С тех пор осмотрительная внешняя политика пришла в упадок. Джон Херц, известный специалист по международным отношениям, в 1976 году заметил, что “там, где прежде можно было действовать более неспешно, но в то же время хладнокровно и обдуманно, теперь приходится действовать или реагировать безотлагательно”.

В эпоху интернета дипломаты не только лишились самостоятельности. Она ознаменовала также закат рациональной политики: современные политики получают так много информации, что не могут ее обработать, а мировая общественность, мобилизованная при помощи цифровых технологий, требует немедленного ответа. Не будем обманываться: политики не в состоянии выработать эффективную политику под впечатлением от просмотра кровавых видеороликов, в которых иранские оппозиционеры умирают на улице.

В 1992 году Джордж Ф. Кеннан (крестный отец американской дипломатии и автор знаменитой “Длинной телеграммы” из Москвы, которая во многом сформировала американское мышление эпохи холодной войны и помогла выработать политику сдерживания) пришел к убеждению, что СМИ лишили Америку способности проводить рациональную внешнюю политику. Уже тогда вирусное видео политического содержания кормило телесети. После просмотра на канале Си-эн-эн страшного ролика, в котором тела нескольких американских рейнджеров тащат по улицам Могадишо, Кеннан с горечью записал в дневнике (эта запись вскоре появилась в виде колонки в “Нью-Йорк таймс”): “Если американской политикой… будут управлять эмоциональные порывы публики, особенно вызванные коммерческой телеиндустрией, то в ней не останется места не только для меня, но и для тех структур, которые традиционно считались ответственными совещательными органами власти, как исполнительной, так и законодательной”. Слова Кеннана вскоре повторил Томас Кинан, директор проекта по изучению прав человека в Бард-колледже: “Рациональное осмысление информации, необходимое для выбора линии поведения, теперь поглощено и вытеснено эмоциями, и ответными реакциями сейчас управляет, вернее, дистанционно управляет телеизображение”.

Сегодня, когда телеизображение заменили ролики “Ю-Тьюба” и сердитые твиты, порог вмешательства оказался еще ниже. Для того, чтобы Госдеп попросил “Твиттер” отложить работы по техобслуживанию, было достаточно потока твитов крайне сомнительного происхождения. Когда весь мир ждет вашей немедленной реакции, а в электронной почте дипломатов накапливаются горы твитов, вы вряд ли станете полагаться на уроки истории или даже на собственный опыт и ошибки. Вы рассудите так: твиты + молодые иранцы с мобильными телефонами = твиттер-революция.

Уильям Шейерман, политолог, исследующий роль скорости в международных отношениях, справедливо заметил, что “историческая амнезия, порожденная обществом, помешанным на скорости, ведет к пропагандистским, литературным пересказам прошлого, в которых политическая история изложена к очевидной выгоде господствующих в настоящее время политических и экономических групп”. Очевидно, общество, помешанное на скорости, должно быть озабочено и литературными пересказами событий совсем недавнего прошлого. А решения политиков, более не руководствующихся фактами, скорее всего окажутся неверными.

“Вирусный” аспект сетевой культуры вряд ли благотворно сказался на способности дипломатов ясно мыслить. В 90-х годах многие политические аналитики и политики клеймили (немногие – прославляли) так называемый эффект Си-эн-эн – способность современных СМИ оказывать давление на тех, кто принимает решения, передавая “картинку” с места конфликта и иногда вынуждая их делать то, что в другой ситуации они никогда не сделали бы. Влияние Си-эн-эн на внешнюю политику – предполагаемое, недоказанное – в 90-х годах можно объяснить по крайней мере тем, что телекомпания служила рупором неких идеалистических и даже гуманистических идей. Мы знаем, кто стоял за Си-эн-эн и каковы были их взгляды (по большей части либеральные).

Гуманизм многочисленных групп в “Фейсбуке” проверить труднее. Кто эти люди? Чего они хотят? Почему они стремятся вовлечь нас в какой-либо конфликт или, наоборот, удержать от вступления в него? Там, где оптимисты видят демократизацию доступа к средствам связи, реалисты могут усмотреть безоговорочную победу корпораций над формированием повестки дня. Правительства, разумеется, состоят не из глупцов. Они извлекают выгоду из открывшейся возможности выдать свои попытки повлиять на международное общественное мнение за глас народа – напрямую или с помощью прокси-серверов. Возьмем, например, “Мегафон” (Megaphone) – технологию, разработанную одной из частных израильских фирм. Она собирает данные об опросах (как правило, организованных международной прессой для своих читателей), касающихся Ближнего Востока, Палестины, израильской политики и так далее. При обнаружении нового опроса программа “пингует” пользователей, вынуждая их посетить определенный URL-адрес и тем самым подать голос в поддержку израильской позиции. Кроме того, при помощи этого ПО можно организовать массовую электронную рассылку произраильских статей, чтобы они попали в рейтинги “самых рассылаемых” публикаций, имеющиеся на сайтах многих газет.

Однако на международное общественное мнение влияют не только хитроумные партизанские сетевые эксперименты наподобие “Мегафона”. Россия и Китай учредили аналоги Си-эн-эн, призванные транслировать точку зрения правительств этих стран на происходящее в мире. Обе службы имеют яркие сайты. Пока американские и британские новостные СМИ экспериментируют с платным доступом к контенту, чтобы остаться на плаву, англоязычные медиа, принадлежащие правительствам России и Китая, готовы извлечь выгоду: они готовы платить за то, чтобы их читали.

Управлять “демократизированным” публичным пространством интернета чрезвычайно трудно. Но еще труднее судить о том, являются ли увиденные нами его сектора представительными для всего населения. Никогда не было легче ошибиться, приняв несколько в высшей степени нерепрезентативных частей за целое. Это в какой-то мере объясняет, почему наши ожидания в отношении преобразующего влияния интернета на авторитарные страны завышены и излишне оптимистичны. Суть заключается в том, что люди, с которыми мы обычно имеем в таких случаях дело, уже находятся на переднем крае борьбы новых медиа за демократические перемены в авторитарных обществах. Китайских блогеров, пишущих о моде, музыке или порнографии (даже если эти темы в китайской блогосфере гораздо популярнее, нежели права человека или верховенство права), никогда не пригласят на слушания в американском Конгрессе.