Книга Куртизанка и джентльмен - Джулия Росс

Гром продолжал греметь, но его раскаты уже напоминали слабый гул, похожий на шум водопада. Звук сопровождался едва слышным потрескиванием, точно на сухие палки лилась вода.

– Я ведь спросил тебя, – повторил голос. – Как тебе нравится твое призрачное счастье?

Миракл, постаравшись сдержать охвативший ее ужас, села в постели и откинула со лба волосы. Часы показывали начало первого, но в окне все сияло бледно-алым заревом, а в изножье ее кровати стоял человек с масляной лампой.

Одну долгую минуту она молча смотрела на него, оглушенная сумасшедшим биением собственного сердца.

– Кажется, ему здесь нравится, не правда ли? – задал вопрос лорд Хэнли. – Он даже думает, что любит вас. Вот только жаль, что он лишится всего этого.

Миракл судорожно сглотнула. В открытое окно просачивалась струйка дыма.

– Пожар, – проговорила Миракл. – У нас, возможно, крайне мало времени, чтобы выбраться отсюда.

В коридоре послышался топот. Кто-то закричал, а потом забарабанил в дверь.

– Она заперта, – сказал Хэнли, приподняв лампу. – И если вы не заметили еще, у меня в руке пистолет. Оба заряженных ствола направлены вам прямо в сердце. Вставайте!

В ее венах пульсировала жизнь. Ей не хотелось умирать.

– В одной ночной сорочке? Перед джентльменом? Сэр, вы поражаете меня!

Лорд Хэнли сделал шаг навстречу. На его оружии блеснул отсвет пламени.

– Не пытайся хитрить, Миракл! Делай, как я говорю!

– Конечно! С заряженным пистолетом не поспоришь. – Она спустилась с кровати. «Постарайся выиграть время! Постарайся выиграть время!» – А я-то собиралась умереть на виселице. Жизнь моя оказалась короткой, но приятной. Я ни о чем не жалею, разве о том, что касается вас.

Хэнли уткнул дуло пистолета ей под ребра.

– Молчать!

В коридоре выкрикивали ее имя. Миракл слышала, как Джейн с Дунканом, люди Райдера, пытались ее спасти. В дверь молотили чем-то тяжелым. Судя по всему, слуги пытались выломать ее.

Лорд Хэнли бросил лампу. Стекло разбилось, и масло, разлившееся по полу, вспыхнуло.

Хэнли, одной рукой зажав Миракл рот; потащил ее к другой двери, скрытой за обшивкой. Распахнув ее ударом рукояти пистолета, он втолкнул девушку туда. Винтовая лестница вилась на верх башни Уитчерч.

Миракл спотыкалась, ступая босыми ногами по ступеням. На каждом третьем или четвертом повороте находилась бойница, из которой не было видно ничего, кроме алого зарева.

Хэнли втолкнул её на дозорную дорожку вдоль зубчатой стены на крыше башни и захлопнул сзади дверь.

– Я хочу, чтобы ты видела, как его дом сгорит дотла, – сказал он. – Жаль только, что он не видит этого сам.

Неистовое, жадное пламя ползло все выше и выше по стенам, пожирая Учительскую башню. Конюшни уже были в огне.

– Откуда вы узнали про этот ход в спальне Райдера? – спросила Миракл.

– Он сам мне сказал. Много лет назад. В Харроу.

– Когда у вас возник разлад? Что, ради всего, святого, он вам сделал?

Хэнли прижал ее к зубчатой стене, грубо выкручивая руку. Ночная рубашка треснула на плече.

– Точнее было бы спросить, что сделал ему я. Хотите послушать?

Миракл заставила себя рассмеяться, хотя страх держал ее за горло.

– Меня это не интересует. Я ничего больше не хочу о нем знать.

Хэнли выпустил ее и отступил назад. Глаза его были холодны, красивое лицо неподвижно.

Лорд Хэнли не производил впечатление сумасшедшего. Это был человек, убитый горем.

– Ведь ты его не любишь, правда? – спросил он.

«Прости меня, любовь моя! Но я хочу жить для тебя, если смогу: Если он узнает, как мы любим друг друга, боюсь, он тут же убьет меня».

– Любовь? Шутить изволите? Я просто нравлюсь ему в постели, вот и все!

– Ах ты, сучка! – Пистолет дрогнул у него в руке. – Ты и впрямь думала, будто тебе сойдет это с рук? Будто проститутка может стать членом одного из самых знатных семейств Англии? Будто шлюха может стать герцогиней? Будто после тех штук, которые ты вытворяла в моей постели, к тебе на свадьбу здесь в Уайлдшее можно пригласить весь высший свет?

– Ну, нет, – ответила Миракл. – Думаю, нет. Но попытаться стоило. Ведь у него так много денег, гораздо больше, чем можно было бы мечтать.

Хэнли прислонился к высокой стене у себя за спиной. На его лице и серебристо-русых волосах играли красные отсветы пламени, но глаза оставались холодны как лед.

– Да, – сказала Миракл, устремляя взгляд вниз на огонь. – Отстроить Уайлдшей заново, полагаю, будет немного дороже, чем отремонтировать дверцу вашей кареты.

Хэнли снова шагнул к ней, схватил за подбородок и, повернув ее, со всей силой прижал животом к зубцу стены.

– А может, он и не захочет этого, когда найдет тело своей жены. Правда, уже не такое привлекательное после того, как она сгорит заживо.

– Если мое тело сгорит, как он узнает, была я изнасилована или нет, или вы хотите это сделать потом?

Хэнли застыл на мгновение – он все еще держал Миракл за подбородок, запрокинув ей голову, – и вдруг сунул ей руку под ночную сорочку.

Внизу во дворах и садах замка суетились люди. Встав в ряд, они передавали друг другу ведра с водой, которые выплескивали на истерзанные каменные стены. Ослепленные лошади рвались из конюшен. Горничные тащили за собой по арочному мосту спасенные картины и ценные вещи.

На берегу реки лихорадочно качали насосом воду. Крыша конюшен с шумом обвалилась, но у подножия башни Фортуны уже начала подниматься водяная пыль.

Даже в отсутствие хозяина Уайлдшей боролся за свое существование.

Как и Миракл Хитер.

Рука Хэнли, все еще сжимавшая пистолет, неуверенно скользнула по ее бедрам, подняв сорочку до спины. Он жарко дышал ей в ухо.

– Тогда, пожалуй, один раз, Миракл, последний, прежде чем мы оба умрем!

– Ты забыл, – процедила она сквозь зубы, – что я не аристократка, которая будет визжать, дожидаясь, пока ты получишь свое скотское удовольствие?

После этих слов она, сцепив кулаки, нанесла ему удар локтем в пах. Хэнли сложился пополам. Пистолет отлетел в сторону, скользнув по булыжникам. Миракл наклонилась, чтобы его поднять, но Хэнли успел схватить ее за лодыжку.

Извиваясь ужом, она ударила его босой ногой в лицо. Хэнли замычал, но рук не разжал, вонзившись пальцами в ее ступню.

То была ослепляющая, жестокая ярость. В ней были все перенесенные ею обиды. Вся боль. Детские годы тяжкого труда и страха. Ужас и отчаяние перед голодом и нищетой, которые вынудили ее купиться на заманчивое предложение Хэнли, хотя сердце ей подсказывало не делать этого.