Книга Ночь Дон Жуана - Ганс-Йозеф Ортайль

Колдовство, да, так и было. Казанова любил это слово с самого детства. Колдовство. Запутанные отношения родителей, которые были актерами и оставили своего сына на попечение бабушки. Джакомо был тихим, замкнутым ребенком, о котором говорили, что он долго не протянет. Когда Казанова очнулся, ему было восемь лет и четыре месяца. Он помнил события именно с этого момента, однако впервые рассказал об этом только сейчас.

Вчера Констанция спрашивала его о приключениях и путешествиях, но еще не настал тот час, когда следовало поведать о них. Кроме того, Казанова задавался вопросом, можно ли рассказывать свои истории. Простой рассказ, в котором синьор Джакомо не ведал себе равных, быстро забывался. Нет, такая форма не подойдет. Констанция подала Казанове хорошую идею, да, натолкнула его на мысль записать эту историю, записать…

Ведь всё колдовство на сцене не могло сравниться с реальной, пережитой историей другого дона Джованни — венецианца, который еще в молодости решил приносить женщинам счастье.

Чего же он ждет? У него много дел, нужно писать…

— Синьор Джакомо, о чем вы так задумались? Уже начинается второй акт. Пойдемте, пойдемте же!

— Дорогая Констанция, позвольте мне еще немного побыть здесь, в салоне. Мне слишком хорошо знакома опера, поэтому ее просмотр не доставит мне подлинного наслаждения. Мне хотелось бы послушать музыку, чтобы не мешали образы, костюмы и декорации.

— Вы хотите побыть один?

— Совсем немного, дорогая Констанция. Незадолго до финала я присоединюсь к вам, чтобы не пропустить, как дон Джованни отправится в преисподнюю.

— Опера заканчивается тем, что дон Джованни отправляется в ад?

— Не совсем. Да, дон Джованни попадет в ад, но в самом конце его преследователи ликуют.

— Что следует за всеобщим ликованием?

— Донна Эльвира уходит в монастырь. Мазетто и Церлина отправляются обедать, а слуга дона Джованни ищет себе нового господина.

— Невеселый финал, вы так не думаете, синьор Джакомо?

— Разумный финал, дорогая Констанция.

— До скорого, синьор Джакомо.

— До свидания, Констанция.

Когда публика вернулась на свои места и заиграла музыка, Джакомо Казанова, шевалье де Сейнгальт,[25]стоял у огромного окна в салоне. Он смотрел на широкую прекрасную площадь, где все еще толпились люди, пытаясь услышать музыку. Они умирали от нетерпения и внимательно прислушивались. Вся площадь обратилась в слух, даже торговцы перестали сновать туда-сюда.

Из театра на улицу вырывались звуки этой неповторимой, чарующей мелодии. Продолжалось самое прекрасное обольщение, которому не мог противостоять даже он, Джакомо Казанова.

Синьор Джакомо провел рукой по глазам и распахнул настежь окна салона.

Глава 6

Во время антракта Анна Мария не сдвинулась с места — ее сдавила со всех сторон толпа зрителей на галерее. Все только и говорили что об опере, восхищаясь незабываемым зрелищем. Никто не подозревал, что увидела графиня — сцены и образы из ночного кошмара. Ужасные и опасные образы, которые последние несколько недель не выходили у нее из головы.

В течение нескольких недель Анна Мария пыталась бороться с ними, и постепенно ей удалось забыть о них, вытеснить хотя бы на какое-то время. Но волнение осталось, потому-то Анна Мария и не могла находиться наверху, в монастыре. Ужасный ночной кошмар выманил ее оттуда в город, по следу зловещего незнакомца…

Начался второй акт, но графиня не была уверена, что сможет выдержать его до самого конца. Она попыталась закрыть глаза и прислушаться к музыке — жгучим, надолго запоминавшимся звукам. Ей никогда их не забыть, никогда.

Он прыгал, танцевал и пел на сцене, словно играл и двигался только для нее одной. Казалось, что с каждым жестом он становился все ближе. Ближе к Анне Марии. Каждая насмешливая улыбка незнакомца вызывала бурю эмоций в душе графини.

Теперь он остался один на сцене. Стоял у окна, в руках — мандолина, на руке — перстень, а на голове — эта шляпа! Это уж слишком, Анна Мария не могла перенести такого зрелища, ее сердце бешено билось в груди. Графиня едва переводила дыхание, но по-прежнему изо всех сил держалась за металлические прутья, словно они были ее последней опорой.

Графиня хотела выйти на свежий воздух. Ее разум стремился на улицу, но тело отказывалось повиноваться. Анну Марию со всех сторон сдавили ликующие зрители, которым безумно понравилась серенада. Они восторженно приветствовали Луиджи Басси. Казалось, что многие сошли с ума, некоторые, даже стали напевать мелодию, как будто им доставляло удовольствие мучить ее, Анну Марию.

Хорошо, что в опере были преследовательницы: донна Эльвира, донна Анна. Своей настойчивостью они немного успокаивали графиню. Женщины неотступно преследовали его, не отставая ни на шаг, пока не застали врасплох. Но незнакомец защищался и не сдавался. Да, он даже глазом не моргнул, когда донна Эльвира попыталась в последний раз указать ему путь истинный. Смеясь, он оттолкнул ее от себя и своим смехом вызвал дух усопшего командора, словно не боялся ничего, даже ада. Подобно надвигающейся грозе, из самых глубин прозвучал голос Каменного гостя. Затем все до самых небес охватило пламя. Начался финал. Да, огонь поглотил распутника.

Внезапно все закончилось. Преследователи вышли на сцену, осмелившись заглянуть в глубокую, темную пропасть. Он действительно исчез. Музыка ликовала, а компания снова ожила после спасения. Звучали последние аккорды… Затем хлынуло море оваций, раздались крики «Браво!», и Анна Мария снова пришла в себя и разжала пальцы.

Нужно бежать, бежать как можно быстрее. Нельзя, чтобы ее узнали. Графиня хотела самой первой выйти из театра! Она энергично пробилась сквозь толпу. К счастью, лестница оказалась пустой, здесь шум аплодисментов напоминал ураган. Снаружи тоже доносились ликование и овации — музыка очаровала людей, собравшихся у театра.

Он исчез, пламя поглотило его! Каким освобождением был финал для Анны Марии, словно она лично дала ему пинок на последнем пути в преисподнюю! Она увидела собственными глазами, как он упал и растворился во всепоглощающем пламени. Раз и навсегда. Да, графиня никогда с ним не встретится!

В ее голове все еще звучали предсмертные крики командора: «Дон Джо-ван-ни…», когда Анна Мария спускалась к Карловому мосту. Дождь закончился, воздух стал влажным и тусклым. Она попыталась глубоко вдохнуть, но сердце продолжало бешено колотиться. «Дон Джо-ван-ни…» — Господи, почему не удавалось выбросить из головы этот крик? Он же растворился в адском огне! Анна Мария хотела забыть этот образ, пусть в голове останется только музыка, ее еще долго не забудешь.

Графиня перешла по мосту на другой берег. Впервые в жизни она шла так быстро, несмотря на то что темный плащ опутывал ноги. Графиня мчалась по городу, похожая на молодого парня. Казалось, музыка придала ей сил. Мелодия продолжала звучать у Анны Марии в ушах — ее упрямство, подъем, гром преисподней и тихие стенания тех, кто мучился в аду.