Книга Стоя под радугой - Фэнни Флэгг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаете, друзья, похоже, всем не угодишь. Некоторые жалуются, что я в последнее время слишком сблизился с богачами, и с этим я соглашусь, но позвольте вот что у вас спросить. Как иначе я могу следить, чтобы они вас не обворовывали, если совсем не сближаться? Некоторые говорят, что я стал похож на любимую козу леди Астор, имея в виду эту мою новую взбитую прическу и воротничок с пуговицами на концах. Мне самому это все нравится не больше, чем вам, но что поделать, если мода такая. Главное, чтобы в Нью-Йорке не сказали, что губернатор великого штата Миссури – деревенщина и не умеет одеваться. Такого не скажут, пока я занимаю эту должность. Да я жемчужное ожерелье нацеплю, если потребуется. И судя по тому, как идут дела, в следующем году, может, так и придется сделать.
Оператор в студии расхохотался, так же поступило большинство зрителей, и напряжение ушло.
Хэмм Спаркс не единственный, кто отправился в Нью-Йорк в том году. Кузина Нормы Уоррен – Дена Нордстром – уехала из родного города в четырехлетнем возрасте вместе с матерью, Марион Нордстром, и с тех пор Уоррены ее не видели. Сейчас Дена работала на телевидении и была очень успешным тележурналистом. Норма решила: пора навестить ее в Нью-Йорке. После смерти Герты, бабушки Дены, Норма хотела, чтобы кто-то из семьи поддерживал с девушкой связь. Утром в день отъезда тетя Элнер жарила бекон в кухне, когда раздался телефонный звонок. Она сняла трубку, дивясь, кто это может быть в такую рань:
– Алло.
– Тетя Элнер, это я, Норма.
Элнер удивилась еще сильнее:
– Как, уже долетели? Так быстро?
– Нет, мы еще в аэропорту…
– А-а.
– Тетя Элнер, сделай мне одолжение, выгляни из окна спальни и скажи, не видишь ли ты дыма.
– Жди. – Тетя Элнер стукнула трубкой о стол. Через минуту вернулась: – Нет. Никакого дыма.
– Уверена? Ты в сторону нашего дома смотрела?
– Да.
– И дыма не было?
– Нет.
– Уверена? А понюхай – не пахнет дымом? Сходи, пожалуйста, еще раз глянь.
– Жди. – Чуть погодя: – Не-а, на горизонте все чисто.
– И пожарных сирен не слышно?
– А что?
– Да мне кажется, я не выключила кофеварку. Мака прямо убила бы. Торопил меня, торопил, и теперь я не помню, выключила или нет. Почему, интересно, он уверен, что в аэропорт нужно приходить за два с половиной часа до вылета? Мы выбежали в такой спешке, как тут о кофеварке упомнить. Я страшно нервничаю.
– Наверняка выключила, милая. Насколько я тебя знаю, ты, скорей всего, ее еще и вымыла.
– Иду, Мак! Тетя Элнер, будь добра, позвони Вербене на работу. У нее есть ключ от задней двери. Попроси ее зайти и посмотреть, вынула ли я штепсель из розетки, и если нет, чтоб вынула.
– Хорошо.
– Я пыталась позвонить ей. Но она уже ушла, а мне нужно через минуту сесть на этот самолет. Только не хватало, чтоб дом сгорел. ДА ИДУ, МАК!.. Он орет, так что мне пора.
– Не волнуйся, я прослежу. Беги и ни о чем не думай. Успокойся. Я оставляю кофеварку в розетке на весь день, и ничего пока не сгорело.
– Спасибо, тетя Элнер. Иду, Мак. Все, побежала, позвоню, как прилетим. Пока.
Тетя Элнер положила трубку и вернулась на кухню. Покончив с завтраком, перешла в гостиную, села за телефонный столик и с помощью лупы, лежащей рядом с телефонной книгой, нашла в «Желтых страницах» номер химчистки «Голубая лента».
– Вербена, это Элнер. Норма звонила из аэропорта насчет кофеварки. Да, снова. У нее если не кофеварка, так утюг. В общем, она велела позвонить тебе, вот и звоню. Никогда не видела, чтоб человек так переживал из-за электричества. Стоит грому громыхнуть – она начинает носиться по дому, как курица с отрубленной башкой, и выдергивать все из розеток, надевает резиновые сапоги и сидит в темноте. Представляешь? Наверное, считает, что если она в резиновых сапогах, то молния в нее не ударит. Кто-то рассказал ей о мальчике из Поплар-Блаф, которого ударило молнией. Помнишь, племянник Клэр Хайтауэр. Такой изнеженный мальчонка, еще чечеткой занимался. В общем, бежал он как-то после танцев домой, к маме, а обувку сменить забыл, и бац – молния его ударяет прямо в набойку на каблуке. Его подкинуло на двадцать футов в воздух. Про это во всех газетах писали. Но знаешь, Клэр говорит, после этого у него волосы виться стали. А до молнии прямые были как палка. Говорит, он после этого совершенно изменился. Жениться не женился, так что никто не знает, какой вред ему молния нанесла. Короче, когда ты домой вернешься, сходи туда, чтобы я могла ей сказать, что дом не сгорел. Ну ладно, бывай.
В 17.28 зазвонил телефон.
– Алло.
– Элнер, она была выключена из розетки, вымыта и поставлена в посудомоечную машину.
– Как я и говорила.
– Но хорошо, что я зашла, потому что она оставила заднюю дверь открытой настежь, и две старые псины, которых Мак подкармливает, разлеглись на диване в гостиной.
– Ого… Ну этого я ей говорить не стану. У нее сердце не выдержит.
– Еще бы.
– Это что, та старая чау-чау была?
– Да, и еще одна. Эта, как ее…
– Хорошо, что ты их прогнала.
– Надеюсь, блох они не натащили. А если натащили, я не скажу откуда. А ты не скажешь?
– Нет, хоть пытай меня – не скажу.
Вернувшись из Нью-Йорка, Норма села за стол и написала инструкцию, что делать в случае пожара – для Вербены и для пожарных. Когда Мак зашел домой пообедать, она вручила ему листок:
– Сделай, пожалуйста, в магазине штук двадцать копий. Только читабельных, не слепых.
– Хорошо. А что это?
– Список, чтобы Вербена отдала пожарным, чтобы они знали, где что искать.
– Какой список?
– На случай, если нас нет в городе и случится пожар. Чтобы они знали, что прежде всего спасать.
– Бог мой, Норма, да не сгорит у нас дом.
– Может, и не сгорит… но лучше перестраховаться. Вдруг в него молния попадет или еще что. И мне нужно, чтобы такой список был и у тебя. – Норма села с Маком за стол. – Так. Прежде всего, номер один: забрать все из нижнего правого ящика в платяном шкафу. Там наши свидетельства о рождении, фотографии, свидетельство о браке, свадебные фотографии, альбом выпускного класса, все наши ценные бумаги, которые потом не восстановишь.
– Норма, копию альбома выпускного класса наверняка можно найти.
– Пусть и можно, но все эти милые приписки, которые мне оставили на страницах, не упомнишь и не найдешь… А фотографии твоей семьи, и моей, и детские снимки Линды – их ничем не заменишь. Помнишь, что с Бедняжкой Тот случилось, когда ее мать подожгла дом? Все у них пропало… Не осталось ни одной семейной фотографии. Не хочу, чтобы нас такое постигло. Вот чему меня научил опыт – нужно быть готовой к худшему.