Книга Слеза дьявола - Джеффри Дивер

Моя дорогая Мария!

Твое письмо от 21 янв. получил только два дня назад. И оно стало для меня ярким лучом луны среди непроглядной ночи. Окруженный и мучимый здесь постоянным недоброжелательством и злословием, когда никакие усилия принести пользу обществу не дают плодов, я ощущаю благословенную радость бытия, только когда что-то навевает мне мысли о моей семье.

И теперь, глядя на сына, слыша, как внизу гремит сковородками дочка, Паркер снова задавался извечным для него вопросом — правильно ли он воспитывает своих детей?

Это стоило ему многих ночей без сна.

Ведь, как ни верти, но он разлучил двух малолеток с их матерью. Тот факт, что суд, равно как и все его друзья (и даже большинство приятельниц Джоан) единогласно сошлись во мнении, что это было единственно разумным решением, не имел для Паркера решающего значения. Его не сделала отцом-одиночкой неумолимая смерть, как Джефферсона, — нет, таков был его собственный выбор.

И только ли ради детей пошел он на такой шаг? Или пытался сбежать от собственной несчастливой жизни? Именно попытки разобраться в этом мучили его особенно часто. До того как они поженились, Джоан казалась такой милой, такой очаровательной. Но он скоро понял, что она просто разыгрывала перед ним спектакль. На самом деле она оказалась хитра и расчетлива. И ее настроения постоянно и резко менялись — побыв немного счастливой с виду и жизнерадостной, она вдруг на несколько дней кряду могла становиться злобной и подозрительной до паранойи.

Когда он встретил Джоан, Паркер только начал понимать, как меняется твое существование, если ты еще молод, а твоих родителей больше нет. Он очень остро ощутил хрупкость границы между жизнью и смертью. В таких случаях человеку либо нужен партнер, который позаботился бы о нем, либо, как в случае с Паркером, некто, о ком мог заботиться он сам.

Людям легче ужиться вместе именно так. Когда не надо нянчиться с партнером. Это закон, Паркер. Заруби его себе на носу.

А потому не было ничего удивительного в том, что он сошелся с женщиной, которая при всей своей красоте, при всем своем обаянии была во многих отношениях беспомощна и слишком зависима от своего расположения духа.

И естественно, что уже вскоре после рождения детей, когда супружеская жизнь потребовала повышенного чувства ответственности, а иногда просто труда и самопожертвования, Джоан полностью отдалась на волю своему раздражению и дурному нраву.

Паркер использовал все мыслимые способы привести ее в чувство. Они вместе ходили к психотерапевту, он брал большую часть заботы о детях на себя, старался вывести ее из депрессии, придумывая веселые вечеринки, увозя ее в увлекательные поездки, самостоятельно готовя завтраки и ужины на всю семью.

Однако вскоре вскрылся еще один секрет Джоан, которым она не торопилась с ним поделиться, — давняя история хронического алкоголизма в ее семье. Он был поражен, узнав, в каких количествах и с какой регулярностью она поглощает спиртное. Она периодически «завязывала», участвовала в программе «Двенадцать ступеней», серьезно лечилась. Но потом наступал неизбежный новый срыв.

От детей и мужа она отдалялась все дальше и дальше, растрачивая время на хобби и прихоти. Сначала это были кулинарные курсы для гурманов, потом увлечение спортивными автомобилями, затем просто бесконечными походами по магазинам и фитнес-центрам (в одном из которых она и познакомилась со своим будущим вторым супругом — Ричардом). Но до поры она всегда ненадолго возвращалась — давая самый минимум любви Паркеру и детям.

А потом случилось то, что положило конец всему. Происшествие с действительно большой буквы.

В июне четыре года назад.

Паркер вернулся тогда с работы в лаборатории ФБР и узнал, что Джоан нет дома, а дети оставлены на сиделку. Ничего необычного или тревожного в этом факте само по себе не было. Но, поднявшись наверх, чтобы поиграть с ребятами, он сразу понял: что-то не так. Стефи и Робби, которым было тогда четыре и пять лет соответственно, сидели в своей общей спальне и пытались собрать нечто из деталей конструктора. Но Стефани была в почти бессознательном состоянии. Ее взгляд блуждал, а лицо покрывали крупные капли пота. Паркер заметил, что она ходила в туалет и по пути туда ее вырвало. Он уложил девочку в постель и измерил температуру, которая оказалась нормальной. Паркеру трудно было винить няню в том, что она не заметила болезни Стефи, — дети обычно смущаются, если их тошнит или они пачкают штанишки, и потому всеми силами стараются это скрыть. Но Стефи и ее брат на этот раз скрывали нечто гораздо более страшное, чем Паркер мог себе вообразить.

Мальчик часто стрелял глазами в сторону ящика с игрушками. («Обращай внимание сначала на выражение глаз, — гласило „Руководство“, — и только потом слушай, что они говорят».) И едва Паркер подошел к ящику, как Робби заплакал и стал умолять его не открывать крышку. Понятно, что он не послушал сына. А потом стоял как громом пораженный, глядя на бутылки с водкой, которые спрятала там Джоан.

Стефани была попросту пьяна. Она хотела подражать мамочке и пила «Абсолют» из своей кружки с Винни-Пухом.

— Мама просила не рассказывать о ее секрете, — признался ему сын, заливаясь слезами. — Она сказала, что если ты узнаешь, то будешь очень сильно сердиться и громко кричать на нас.

Через два дня Паркер подал документы на развод. Он нанял толкового адвоката и обратился в Службу защиты прав ребенка, прежде чем Джоан смогла выдвинуть ложные обвинения в насилии над детьми против него самого, что, по сведениям его юриста, она собиралась сделать.

Эта женщина сражалась с ним, и сражалась ожесточенно, но так люди борются, чтобы сохранить за собой ценную коллекцию марок или дорогой автомобиль, но не нечто, что для тебя дороже самой жизни.

И в конце концов, после месяцев нервотрепки и десятков тысяч потраченных долларов, дети достались ему.

Тогда же он принял решение сосредоточиться на обустройстве нового порядка своего существования, чтобы дать детям возможность вести нормальный образ жизни.

И это ему удавалось на протяжении последних четырех лет. Но вот теперь она взялась за старое и предприняла попытку пересмотреть условия опеки.

«О, Джоан, зачем тебе это понадобилось? Да будешь ли ты когда-нибудь думать о том, что хорошо для них? Неужели не понятно, что любое наше самолюбие, даже уязвленное родительское самолюбие, должно испаряться без следа, как только речь заходит о наших детях?» Если бы он действительно считал, что для Робби и Стефи будет лучше делить свое время между отцом и матерью, он согласился бы на такой вариант мгновенно. С болью, наступив себе на горло, но согласился бы.

А он искренне верил, что для малышей это обернется катастрофой. И потому был готов к новой схватке с бывшей женой в суде, сделав при этом все возможное, чтобы оградить детей от всей грязи, которая неизбежно всплывает на подобных процессах. В такие времена приходилось сражаться на двух фронтах одновременно. Нужно было победить противника и в то же время преодолеть собственное страстное желание стать ребенком самому и поделиться своей болью с детьми. Чего нельзя было делать ни в коем случае.