Книга Звездун - Эндрю Холмс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лишь бы не ту руку, которой я дрочу.
— Ты? Дрочишь? Никому не скажу.
— Отлично. Держи язык за зубами, и они останутся целы.
— Ха-ха-ха.
У меня кружится голова. Став свидетелем будоражащей пикировки, я неожиданно попал в чарующий мир натренированных армией водителей и их самоуверенных хозяев-звезд. Даже вне сцены Феликс остается шоуменом и искрит энергией. Не знаю, вызвано ли это моим присутствием, да мне все равно. Просто радуюсь возможности дышать с ним одним воздухом, упиваться ощущением его мира… Мне нравится этот мир, нравится больше, чем я могу выразить словами. Здесь я чувствую себя не то чтобы его частью, скорее просто под защитой. Словно меня ничто больше не сможет ранить. Я чувствую… так я себя чувствую, когда выпью, только это ощущение лучше, чище.
Когда я сажусь в машину, Фрэнк окидывает меня взглядом. Хорошо, что я не взял с собой револьвер, он бы его заметил. Дверь захлопывается, и я вновь будто оказываюсь в другом мире: машина Феликса — «мерседес» — еще роскошнее, чем «лексус», в котором меня привезли. С системой климат контроля и звукоизоляцией, которая гасит все внешние шумы. В чреве этой машины даже голоса звучат иначе. По крайней мере их голоса. Лично я, обомлев от восторга, не проронил ни слова с той минуты, как мы покинули телецентр.
— Хорошо, а теперь куда? — осведомляется Фрэнк, глядя на меня в зеркало заднего вида.
— Вначале завезите меня, — отвечает Феликс.
— Феликс… — начинает Фрэнк.
— Фрэнк, скажи, где ты живешь?
— В Мазвелл-Хилл, на севере.
— Верно. А я живу в Кенсингтоне. А наш приятель живет в северном Лондоне… где именно?
— Сток-Ньюингтон.
Первая произнесенная мной фраза.
— Тебе не кажется, что разумнее вначале отвезти меня, затем — Феликса, а потом отправиться домой, к миссис Фрэнк, и начать паковать вещи для Майорки?
— Менорки. Не нравится мне все это. — Затем он обращается ко мне: — Без обиды, ладно?
Я пожимаю плечами.
— Конечно.
Интересно, на что я должен обижаться?
— Послушай… — Феликс подается вперед. Я кладу руку на сиденье между нами, затем убираю и засовываю ее в карман. — Давай-ка по-другому. Я твой хозяин и не желаю тащиться через весь город в северный Лондон и обратно. — Затем он обращается ко мне: — Без обиды, ладно?
— Ладно.
— Тебе понятно?
Фрэнк заводит мотор.
— Как скажешь, босс.
Мы отъезжаем от здания телекомпании и направляемся к дому Феликса.
Феликс облегченно откидывается на кожаную спинку сиденья, затем, повернувшись ко мне, спрашивает:
— Пива хочешь?
Мое сердце подпрыгивает.
— Да, конечно.
Рассмеявшись, он в шутку тычет кулаком в мое плечо.
— Не, приятель, я шучу. Разве ты не слышал? Я сейчас в завязке. Крис очень плохой мальчик. Мы с выпивкой как Ричард Бартон с Элизабет Тейлор — вечно ссоримся, потом миримся и опять ссоримся. Любим друг друга и губим друг друга. Черт, ты не журналист?
Не знаю, как ему это удается, но каждый раз он попадает в самую точку. Его интервью в журнале, документальный фильм… Он везде выражает мои собственные ощущения, говорит моими словами…
И вдруг я чувствую, что больше всего на свете мне хочется быть рядом с ним. Я знаю, что он в силах вернуть мою жизнь в нормальное русло, оттащить меня от края ямы, которую я сам себе выкопал. Я потрясен четким пониманием ситуации, однако сдерживаюсь, зная, что если начну вываливать свои проблемы, то только напугаю его. Возможно, Фрэнк даже врежет мне за нахальство где-нибудь на обочине дороги. Поэтому я говорю, тщательно взвешивая слова:.
— Со спиртным всегда так. Ты либо пьешь, либо нет. Или ты пытаешься не пить вообще, или стараешься пить меньше. Но оно всегда рядом. Хочешь ты того или не хочешь.
Я доволен своим замечанием, знаю, что он чувствует то же самое. В конце концов, это его собственное выражение из документального фильма, правда, немного перефразированное — я постарался, чтобы оно звучало безлично, не обмолвился, что у меня такие же проблемы. Я только намекнул на них, пусть сам догадается, что сейчас подвозит родственную душу.
— Да, на самом деле мы все словно шлюхи. Все зависит от того, кто твой сутенер. Принесите мне бутылку виски «Джек Дэниелс», и я ваш за десятку. Думаю, что есть кое-что и похуже. Ронан Китинг, например…
Я смеюсь, возможно, чересчур громко, одновременно сознавая, что он уводит разговор в сторону от выпивки. Похоже, наше взаимопонимание тает. Но я не хочу так просто его потерять и потому продолжаю:
— Жаль, что меня не показали сегодня.
— Послушай, извини…
— Да нет, я не это имел в виду. Я надеялся, что меня увидит жена.
— Правда? Она там, в Сток-Ньюингтоне, да?
— Нет, мы сейчас живем отдельно. Я надеялся, что она меня увидит. Я хотел, чтобы она подумала, что я похож на тебя.
— Неужели? — Феликс слегка ерзает на сиденье. Боюсь, что мои слова привели его в замешательство. А время идет, поездка скоро закончится; если я собираюсь завязать с ним дружбу, это нужно делать прямо сейчас.
— Да, я думал… ну… что это поможет ее вернуть.
— А… Послушай, тебе, наверное, повезло… — Феликсу хватает ума сдержаться и не сказать, что такого уродливого ублюдка, как он, еще поискать. — В смысле… Нужно, чтобы она вернулась из-за тебя самого. Ну, не из-за того, что ты на кого-то там похож… Может, твоя идея с телевидением была не слишком удачной.
— Надо придумать что-нибудь другое…
— Жаль, не могу тебе помочь. Знаешь что, очаруй ее своим обаянием. Действует без осечки. — Вдруг он неожиданно наклоняется вперед. — Фрэнк, сделай радио погромче, ладно? Вдруг там передают мою песню.
— Какую песню? — спрашиваю я. Меня мутит, струйка пота стекает из-под мышки к ремню, и следом вот-вот отправится другая.
— Не просто песню, а ту самую песню. Которая попала в хит-парады. «Люблю тебя (в N-ной степени)».
Из приемника льется музыка, что-то незнакомое. Феликс откидывается назад, презрительно фыркнув.
— Никогда не передают того, что хочешь, да? — с трудом выдавливаю я. За какую-то секунду он потерял ко мне всякий интерес. Мне хочется разрыдаться.
— Точно.
— Это очень хорошая песня.
— Спасибо.
— Я на днях купил твой новый альбом.
— Поздравляю, дружище.
— И предыдущий.
— Отлично. Спасибо.
— Мне еще там понравилась песня — «Планета зевак». Классная вещь.
— Да, ничего. Меня эта композиция тоже радует. Она о том, каково жить под неусыпным наблюдением публики.