Книга Компаньонка - Лора Мориарти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Твоя мать плохо выглядит, – сказала Кора.
Наверное, не лучшее начало разговора, но времени мало.
– Да, плохо, – Луиза разглядывала свою ладонь. – Умирает, я так думаю. Эмфизема. А она ведь даже не курила – это наследственное. Значит, у меня тоже будет. – Она раздраженно посмотрела на Кору: – Вы мне пришли сказать, что я должна заботиться о матери? В этом ваша сегодняшняя миссия?
– Нет. – Снова несправедливое обвинение; но Кора понимала, что не надо принимать его близко к сердцу. Луиза пила. Не пьяна, но слегка шепелявит; Кора уловила знакомый хвойный запах, как в ту ночь в Нью-Йорке, когда ее привел Флойд Смизерс. Джин. Кора теперь знала, что это такое: джин подливали в пунш на свадьбе Эрла.
– Ладно. – Луиза подняла голову. – Я вас уверяю, что вокруг милой мамочки вьется туча подруг, готовых для нее на все.
– Да, – сказала Кора. – Они там с Зейной на крыльце.
– А, это ее самая толстая подружка. – Луиза бросила взгляд на дверь. – Зейна. Каждый раз не упускает случая мне заметить, какая я ужасная дочь, что не забочусь о бедненькой, несчастненькой Майре. – Она повернулась к Коре: – А бедненькая Майра не хочет, чтоб я о ней заботилась. Не хочет меня видеть в моем нынешнем неприглядном состоянии.
Кора вздохнула: похоже на правду.
– Она тебе так и сказала?
– Да уж дала понять. Вы знаете, что у нее была самая обширная коллекция материалов о Луизе Брукс в мире? – Пауза; широкая натянутая улыбка. – Люди мне писали: мол, мы ваши самые преданные поклонники, но я-то знала, что мой самый преданный поклонник живет в Уичите. Хранила все мои письма, все журналы, афиши всех фильмов. Но то было в двадцать седьмом. – Луиза насупила черные брови. – Мама у меня флюгер, как выяснилось. Как только я приехала домой, она все сложила в две картонные коробки и спросила: Луиза, тебе надо? Не надо, так я их выкину.
– М-да, неприятно, – сказала Кора.
Луиза пожала плечами.
– А отец? – Это был единственный небезнадежный вопрос, который Кора смогла придумать.
– Гм-м. – Луиза склонила голову набок. – Как вам сказать. Возможно, он вообще не в курсе, что я здесь живу. Я ведь приехала всего два года назад, а он такой занятой человек.
– Тогда почему ты здесь? – как можно мягче спросила Кора. Она не хотела раздражать Луизу; она взаправду не понимала. Луиза не заботится о матери, а Майра не способна позаботиться о Луизе, которая не оправдала материнских надежд. И Леонард Брукс тоже ни при чем.
– Да потому что я нищая! – сказала Луиза так, будто это ужасно забавно. – Идите, расскажите подружкам, пусть болтают. Пусть узнают все. Цильх! Нуль! Я думала, что разорена, когда уезжала из Калифорнии. – Она посмотрела на косой потолок. – Но тогда у меня еще оставалась пара грошей. Теперь вообще ничего.
– Как же так? Ты не получаешь алиментов?
– Я не просила. Оба раза я просто хотела вырваться. И думала, что и дальше буду зарабатывать. – Луиза развела руками. – Я могла бы стать фантастической проституткой. Но я не умею мыслить стратегически.
Кора поморщилась.
– Почему ты перестала сниматься?
Луиза ответила не сразу. Сначала осторожно посмотрела на Кору, как бродячая кошка, что раздумывает, подойти поближе или убежать. Наконец, по-прежнему глядя Коре в глаза, Луиза пожала плечами:
– Мне опротивел Голливуд. Они там даже не читают. Только смотрят. – Она еще сильнее наморщила лоб. – Они знают только то, что видят; смотрят на тебя и думают, что тебя знают, и ты сама начинаешь думать, что они тебя знают. И твоя видимость постепенно становится твоей сутью. А это неправильно.
Кора понимающе кивнула. Но нет, не сходится. Не то чтобы Луиза оставила Голливуд на пике славы и ушла непобежденной. Нет, она уходила в отчаянии, докатилась до того, что снялась в двух примитивных вестернах. Кора слышала, что из последнего фильма все ее сцены вырезали при монтаже[43]. Может быть, Луизе казалось, что она ушла сама, но больше похоже, что ее выперли. Почему? Майра сказала, что Луиза не умеет ладить с людьми. Что она пробросалась. Может, она начала пить уже тогда. А может, наоборот: сначала потерпела крушение и потом уж начала пить. Не поймешь, что именно привело ее снова сюда, в эту печальную каморку. Может, все это горе, вся ярость начались еще в Черривейле, и причина их – мистер Флорес. Или теперешнее уныние было заложено в ней еще раньше – в детстве, ее несчастливой мамой. Но как знать, есть вероятность, что ни Майра, ни мистер Флорес не сыграли решающей роли; что еще до них, помимо них, Луизе была уготована ее судьба, ее характер, ее тоска и ярость, такие же неотделимые от нее, как и ее красота.
Кора пригляделась к стопке книг. У одной корешок пустой. Другая – Ницше. Нижняя – Шопенгауэр; эту книгу Кора не читала. Она впервые задумалась, кем стала бы Луиза, будь у нее чуть иное лицо: неровный нос, маленькие асимметричные глаза, тяжелый подбородок. Стала бы синим чулком, библиотекаршей, ученым; была бы счастлива среди книг.
– Но почему сюда, Луиза? Почему именно сюда? Нищей можно быть где угодно.
Луиза пусто посмотрела на нее. Кора подалась вперед:
– Ты не любишь этот дом и город тоже. И никогда не любила. Зачем приехала? Прилетела, как голубь, на родную помойку?
Луиза отвернулась, потом посмотрела на Кору. Злость мешалась в ней с удивлением.
– Это мой дом. Тут мое место.
– Чушь собачья! – Кора хлопнула ладонью по кровати. Она сильно разозлилась, но Луиза снисходительно улыбнулась ее резкости – совсем как раньше. Надо было выразиться покрепче, например, «дерьмо собачье», но Коре по-прежнему претили грубые выражения. Пусть улыбается сколько хочет. Она все прекрасно поняла.
– Никакое тут не твое место, если ты здесь несчастна. Мать тебя злит, а ты злишь мать. Неважно, что она тебя родила. Это просто так получилось. Это ничего не значит. – Кора посмотрела на сложные узоры и завитки коврика. – Твое место там, где ты можешь быть счастлива, Луиза. Не любишь Голливуд? Прекрасно. Не возвращайся туда. Но не сиди здесь. Уезжай куда-нибудь, даже если она умирает. Поезжай туда, где сможешь быть счастливой. На поезд – и вперед.
Кора даже запыхалась. Она была зла. Хотелось встать, схватить Луизу за плечи и встряхнуть. Но она уже сделала все, что могла. В Добром доме ей тоже часто казалось, что она ничего не может. Как ни доказывай, как ни уговаривай, не заберешься человеку в голову и не начнешь там рулить. Люди делают то, что делают.
– Я старая, – прошептала Луиза. – Изношенная и старая. Меня больше нет.
– Что-о? – Кора вытаращилась на нее, не веря своим ушам. – Луиза, сколько тебе лет?