Книга Там, где нас есть - Борис Мещеряков

Когда приседания лоха в боковом секторе обзора становятся нестерпимыми, Шмулик складывает пальцы руки в национальный знак «одну секунду!», встряхивает знаком в сторону полюбившегося клиента и обозначает бровями в сторону лоха «ну чего тебе уже?». Гордый и приосанившийся лох с бывалым видом озвучивает слово «хренобобина», лишь слегка его переврав и погрузив Шмулика в мгновенную задумчивость. «Хренобобина? — произносит он тягучим от навалившихся мыслей голосом — И что за машина?»

«Не уверен, что такая у нас есть, — говорит он, выслушав ответ, что машину зовут „рено“, она 1997 года рождения, цвет белый с искрой, — …но пойдем посмотрим, щас я только закончу тут», — и возвращается к клиенту, с которым он так славно до появления лоха беседовал. Они перешептываются еще секунд двадцать, после чего рассстаются с сожалением, разве что не обняв друг друга на прощание. Лох чувствует, что оказался здесь не совсем кстати, но с чего-то ж надо начинать жить по-умному.

«Значит, тебе нужна хренобобина… — бодрым голосом заговаривает Шмулик. Таким голосом спасатель в голливудском фильме-катастрофе с хорошим концом говорит безумной от ужаса мамаше, передавая ей потерянного пару дней назад младенца: „Решать проблемы — наша работа, мадам!“ — Хренобобина, хренобобина, — приговаривает Шмулик, размашисто шагая по лабиринту и бросая влево-вправо беглые взгляды, лох семенит за ним в счастливом предвкушении скорого окончания мытарств. — Хренобобина!» — выкрикивает Шмулик особенно бодро и жестом престидижитатора выдергивает откуда-то запаянный пластиковый контейнер со штукой, ничуть не похожей на то, что лох представлял себе в качестве кривой железной хреновины из резины.

«Нееееее», — тянет он, мотая головой для убедительности, и без паузы начинает описывать словами и жестами то, что ему хотелось бы сейчас держать в руках, одновременно уже сожалея, что, кажется, выбрал для начала жизни «по-умному» не очень удачный момент.

«Ааааааа! — Лицо Шмулика озаряется пониманием. — Так бы и сказал. Это ж не хренобобина, а вовсе хренотень! — и выдергивает малюсенькую упаковочку с чем-то шевелящимся внутри, уже больше похожим на предполагаемый объект приложения усилий. — Тыщу денег плати в кассу и забирай, сносу не будет!» — торжествующе шмякает упаковку перед лохом и, махнув рукой, бай-бай, мол, беби, устремляется по другим делам.

«Тыщу денег? — думает лох, холодея от наползающего ощущения необратимого попадалова. — Ой, нет, кажется, я не готов», — думает лох и, воровато оглядываясь, кормой вперед сдает в сторону двери.

«Нет, точно не сегодня! — думает он, оказавшись на улице, и ищет, где он оставил машину на этой чертовой стоянке. — Не сегодня!» — продолжает он думать, проезжая по пыльным улицам и притормаживая у знакомого гаража.

«…Слушай, Сема», — начинает он, чувствуя за собой вину сродни той, которую испытывает неверный муж, только что совершивший попытку измены брачному обету. «Заезжай, шо, я посмотру, — хмуро выдает бритый налысо Сема, вытирая тряпкой руки. Открывает капот, по чем-то там в недрах постукивая, что-то подергивает и что-то нюхает, потом захлопывает капот и говорит — Там одна это самое сломалася, так я ее… в общем, в другой раз напомни посмотрэть, шо в тэбя с помпой. Пока, бывай здороу».

«А деньги?» — лепечет лох, не веря, что на сегодня отделался легким испугом и помня, как только что чуть не заплатил тыщу денег звонкой монетой в целях экономии. «Та ладна, там и делоу усео на минуту», — машет рукой Сема. Счастливый лох грузит приободренную тушку в авто и едет домой в исправленном автомобиле, радуясь солнышку, прохладному ветерку, своему везению.

И думая, что деньги — это всего лишь деньги, они не главное.

Черт с ними.

Олива и клен

— А ты знаешь, что Зэев и Малка развелись?

— Как развелись???

— Да, развелись. Малка забрала детей и вернулась в Канаду к родителям, а Зэев остался здесь, в Реховоте, у мамы.

— И как он?

— Да ему-то что? Малку жаль.

Ситуация настолько же элементарная, насколько идиотская. Вообще, когда старые знакомые разводятся, чувствуешь себя идиотом, хотя твое какое дело, если подумать. Ты ни в их браке, ни в их разводе не виноват, подледных течений, приведших к крушению, не знаешь, кивни с умным видом, передай жене, что слышал краем уха о разводе старых знакомых, и забудь. Помочь и помешать ты не можешь, да и все уже случилось, чему можно помочь или помешать. Теперь в твоей новой реальности нет Зэева и Малки Селзнер, а есть отдельно Зэев и отдельно Малка. Хорошие люди, которые разонравились друг другу настолько, что теперь даже в одной стране они не могут жить, а понадобилось им разбежаться максимально далеко, чтоб продолжать жить.

Особый идиотизм ситуации в том, что родители в Канаде вовсе не Малкины, а мама в Реховоте совсем даже не Зэева, а Малки и ее сестер, Леи и Эстер. Я ж говорю, ситуация идиотская.

А было так.

Зэева фамилия Селзнер. Собственно, Зальцнер, а не Селзнер, Селзнером стал его прадедушка, когда приехал из Галиции в 1911 году в Квебек, спасаясь от погромов. Чиновник-француз по буквам переписал прадедушкину фамилию из польского паспорта и прадедушка стал Селзнером, а заодно и его разветвленное потомство, среди них и Зэев. Зэев — это такое у него еврейское имя, второе, а в паспорте у него написано Джонатан. Имя тоже вполне еврейское, Зэев, представляясь, говорил: Зэев, но меня можно называть Йони.

Черт, вот еще ничего не рассказал, а уже путаница страшная. У евреев всегда так — напутано, что потом не разберешься, если не начать от Адама и Евы. Ну ладно, я потом еще по ходу дела растолкую, чего непонятно. Зэев, закончив колледж, приехал из Монреаля послужить в израильской армии, обычное дело, многие евреи из Канады приезжают пожить в Израиле, поучаствовать в обустраивании земли Израиля во исполнение заповеди и многие — послужить в армии. Взяли Зэева в авиацию, и он, закончив курс молодого бойца, начал учиться летать. Ну не совсем вот начал, он уже умел немножко, у родителей Зэева в Канаде есть небольшой самолетик, и на нем он уже умел летать, начал он учиться быть военным израильским летчиком.

А Малка Даири уже к тому времени служила второй год, уже научилась быть военным авиадиспетчером и с успехом свои служебные обязанности выполняла, на салаг смотрела свысока, чего ей там Зэев, который и полгода еще не прослужил. Да и был он не первый парень на той базе. Невысокий, черноволосый и черноглазый, не весельчак и не затейник, да и салага ж, я уже говорил.

Жизнь и служба у них шла у каждого своим чередом, Малка отслужила и начала готовиться к поступлению в университет, Зэев парил где-то под облаками, ходил в увольнения к родственникам, которых в Израиле живет уймища, не вся прадедова многочисленная родня поехала из Галиции в Канаду, некоторые в Америку, некоторые в Палестину, а некоторые — в Германию, благословенна будь их память. Ну неважно.

Мало-помалу, закончилась и служба Зэева. Он подумал, что, пожалуй, поживет в Израиле еще немного, ему нравилось на Земле обетованной, но в армии остаться не захотел и подыскал себе работу. Иврит, изученный в воскресной еврейской школе, отшлифовался за годы армейской службы, диплом колледжа, английский и французский на уровне носителя, отличник боевой и политической, младший офицер, страна исхода — Канада. Ну какому работодателю не надо такого парня? Всякому надо, и работу он нашел быстро, сменным преподавателем на компьютерных курсах и преподавателем же на курсах английского.