Книга Алексей Орлов - Нина Молева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мой Бог, одни неоспоримые достоинства и никаких недостатков! Кем начинал он службу?
— Вахмистром, но уже в апреле 1765 года был произведен в корнеты Конной гвардии. Ах, как он хорош в седле, ваше величество!
— Надо отдать вам должное, княгиня, вы меня заинтриговали вашим сокровищем. Приведите его ко мне на досуге.
— Государыня-матушка, и впрямь преотличнейший молодой человек и какой почтительный.
— И ты туда же, Марья Саввишна? Откуда ты-то можешь его знать?
— Да тут ненароком заходил он ко мне. Чайком я его угощала.
— Да, это уже совершенно неоспоримый аргумент. Хорошо, княгиня, пусть он заглянет ко мне после вечернего караула.
— Уверяю, он развлечет вас, ваше величество.
Российская эскадра
А. Г. Орлов
…Не верю! Никогда не поверю! Ни письму! Ни рассказам курьера! Только Гриша из Петербурга выехал, только до Фокшан добрался и — словно умер. Покои его дворцовые очистить приказала. Вещи — все до единой! — в Мраморный дворец свезти.
Курьер сказал: не камер-лакеи выносили — солдат наслали. Собрать только мне разрешили. На возы кидали. Рухлядь навалом, что подороже — в корзины.
За что? Как можно? Сколько лет вроде душа в душу жили. Слова недоброго от государыни не слыхали…
От государыни… Может, от того и простить не может, что все из орловских рук получила: престол, свободу, армию? Благодарить никто не любит. Благодетелей все ненавидят. Ей ли Орловы не благодетели! Чего не захочет, в момент сделают.
Вещи Гришины из апартаментов его дворцовых повыносили. Да что вещи! Караул с ружьями заряженными у дверей поставила — силы да характера орловского испугалась: а ну вернется, а ну силой ломиться к новому аманту станет.
Спросил об аманте — курьер смеяться принялся: вам бы, ваше сиятельство, и глядеть было бы не на что. Росточку маленького — государыне под стать. Субтильный — березовым прутиком переломишь. Кланяется все, кланяется, комплименты говорит. Вон оно чего Орловым не хватило. Мужланы они — Орловы! Подковы в кулаке гнут, кочережки узлом завязывают. Государыню императрицу на вытянутой руке удержат — не согнутся.
Прав был Бестужев: не ждать! После похорон государя сразу и под венец. Тайный, а все едино не разорвешь. Так бы и сделал, кабы о себе пошло. И попа сыскал. И в церкву хоть верхом на коне увез. Пока всего боялась, страх в душе имела.
Грише уступил. А Гриша что: как изволите, государыня? Вот тебе и изволила. Поговорить не могла. Все втихаря, все за спиной. Поди, с десятью советниками все оговорила. Она это любит — советоваться, а потом все равно по-своему действовать. От Орловых все избавиться рады. Княгиня Дашкова одна с ненавистью не крылась, другие — пуд соли съешь, не разберешь.
Как пса старого, за порог выкинула! Гриша, как наш гонец до Фокшан добрался, все кинул — в столицу полетел. Да что проку — ко дворцу на пушечный выстрел не пустили. Сначала говорить стали, государыня, мол, за Фокшаны гневаться изволит, что никакого договора с турками не выходит. Гриша аудиенции требовал, Аннушка в тайности сообщила: отговорки все, в апартаментах орловских уж которую неделю корнет Васильчиков поселился. Солдаты с оружиями милого стерегут. Кому рассказать — не поверят. Амант под ружьем!
Известно, арест золотой: что ни день, государыня корнета золотишком дарить стала. От нее без подарочка в руках никогда не уходит. Потом в апартаментах своих все раскладывает — любуется. Чуть что благодарить кидается, ручки целует.
Так-то, Григорий-богатырь, а ты силу да удаль свою молодецкую показывай, покуда ее императорское величество пасторали с аркадским своим пастушком разыгрывать станет. В ее-то годы! Кто б подумать мог: тринадцати лет как не бывало!
Что делать, что делать… Флот бросить, в Петербург мчаться? Много ли там навоюешь! Осадой Зимний дворец брать? Так ее полководцы оборону займут.
Нет, флот бросать нельзя. Только не флот. Он сила. Без него с ее императорским величеством не договоришься. А договариваться надо. Еще как надо. Неровен час — все земли да дворцы отберет, новому аманту подарит. Что, не бывало такого в державах европейских? Еще как бывало!
А, может, и Гриша тут не без греха. Аннушка намекала. Верно, давно намекала. Государыня, мол, к слову иной раз скажет: нет в Грише былой преданности. Усердие не то. И еще — Катенька Зиновьева государыне как бельмо в глазу. Попрекала ведь.
Или помог кто? Донес? Гриша не поостерегся? Простоват он, ох, простоват. Крыться ни с чем не может. Потому и не взяли его тогда в Ропшу. Государыня обидно так о нем говорила: мол, овечье у него сердце, а душа льва. Басню целую о братце сочинила.
Ехать в Петербург нельзя. И себя выдавать тоже. Принцессой Елизаветой поинтересоваться. Кто знает, где у человека судьба. Отыскать ее. Разведать. Может, и встретиться.
Разузнать через Ивана Ивановича Шувалова. Он всегда неподалеку от нее. Вот сейчас племянник его, князь Федор Голицын, сюда в Тоскану приехал. С ним и сдружиться неплохо. Молод, значит, не так, как дядюшка, опаслив. Вот и разберемся, государыня, что к чему. К какому престолу дорога короче да надежней. Пока выбор в моих руках.
Дом Семена Нарышкина
С. К. Нарышкин, Дидро
— Так что же, вы приняли наконец решение, Дидро?
— О поездке в Петербург?
— Конечно. Вы так долго колеблетесь, будто не способны вообще покинуть пределы Парижа.
— Но, дорогой князь, я и в самом деле не путешественник. Меня не манят чужие страны, и я никогда не чувствовал в себе влечения к географии.
— Бог с ней, с географией, вас ждут ваши друзья и поклонники. Даже будучи полным эгоистом — а вы таковым не являетесь! — нельзя не подумать о них.
— Мои поклонники! Это лестное преувеличение — не более. Другое дело — императрица.
— Поверьте, ее императорское величество выражает мысли и чувства нашего общества. Такова удивительнейшая способность Великой Екатерины. Но если бы даже речь шла об одной государыне, неужели ее дружбы не достаточно для того, чтобы пуститься в путь?
— Но Петербург — это так далеко!
— Разве мало русских вы видите в Париже? И все они проделывают этот путь по многу раз в своей жизни.
— Их привычки приобретены на просторах России, мне же не слишком много доводилось ездить даже по Франции. Поверьте, князь, по-настоящему я хорошо себя чувствую только на парижских мостовых и в стенах парижских салонов. Даже загородная жизнь мне наскучивает очень быстро, и я стремлюсь опять к своим книгам, к своему бюро — только они и способны дарить мне настоящее счастье.
— Вы отвлекаетесь от моего вопроса, Дидро. Между тем я ведь тоже обязан отчетом ее императорскому величеству и использовал уже, кажется, все мыслимые и немыслимые доводы, чтобы оправдывать ваши бесконечные оттяжки.