Книга Дева Баттермира - Мелвин Брэгг

На перевале Хауз-Пойнт он попросил ее остановиться, чтобы осмотреть пейзаж. Он уж успел заметить, что Мэри слегка похудела. К тому же прекрасное лицо ее покрывала бледность, и это очень шло ей. Хоуп и сам любил заглядывать в зеркало и отметил, что после болезни тоже похудел. Его внешность от этого лишь выиграла. Вся его фигура приобрела изысканное изящество, и теперь уж он старался есть гораздо меньше, все с большим неистовством отдаваясь физическим упражнениям, к тому же натирая щеки специальными маслами, дабы избавиться от румянца и придать своему лицу благородную бледность.

Вскоре они уже шли, не говоря ни слова. Мэри была настолько погружена в себя, что ее ответы на его редкие вопросы походили на стрелы, выпущенные неумелой рукой ребенка из детского лука, они либо так и не достигали цели, либо и вовсе летели в иную сторону. Ее сосредоточенность поражала и интриговала его.

Было все еще сыро, время от времени припускал мелкий, моросящий дождик, холмы багровели в туманной измороси, листья деревьев, все еще зеленые, допевали свою лебединую песню, дожидаясь, когда холодные ветра осени выпьют их последние силы и уже пожелтевшими сбросят на землю. Любители Озерного края по большей части уже разъехались, и дорога была пустынна, за исключением повозки с осликом, едущей на каменоломню, бродяги да женщины с двумя маленькими детьми, один из которых был еще грудным. Женщина рассказала, как пешком пришла из Ньюкасла, зная лишь имя человека, которого без вести пропавший в море муж называл своим братом и который работал на каменоломне Онистера. Сама она, истощенная и умирающая от голода, все же была полна решимости и надежды найти деверя. Ей представлялось, будто он окажется настоящим братом ее дорогого мужа, способным почувствовать ответственность и взять на воспитание своего племянника (слабому, хилому мальчику было от силы четыре) и племянницу (тут она с благоговением показала на блаженно спящую малышку, что лежала у нее на руках). «А что до меня, — продолжала она, — так мне надеяться не на что. Если дети будут пристроены, то уж я — то найду в себе силы встать на ноги, пойти работать или, коли Господь уж вовсе отвернулся от меня, упасть и умереть. Тогда это не будет иметь значения».

Растрогавшись до слез рассказом женщины, Мэри сказала, чтобы она зашла в «Рыбку», где ее обязательно накормят и где она сможет отдохнуть вместе с детьми. Чтобы мистер Робинсон ей поверил, Мэри в качестве доказательства дала ей браслет, который потом следовало отнести ее матери. Хоуп же дал женщине шиллинг, мальчику шесть пенсов, а девочку наградил поцелуем.

— Как мы можем думать лишь о самих себе, — сказала Мэри, глядя на оборванную женщину, устремившуюся к Баттермиру, — когда вокруг нас происходит такое?

Хоуп мог бы придумать целый десяток ответов, однако вслух не предложил ни одного. Ему даже подумалось, что в таком великодушии Мэри есть нечто святое и любые слова оказались бы не к месту.

Она привела его в церковный дворик в Нортоне, где они укрылись от дождя под крыльцом церкви. Капли воды искрились на их накидках. Сняв их и отряхнувшись, путешественники перевели дух, выпив немного рома с молоком, который Хоуп предусмотрительно приготовил перед отъездом.

— Я не хочу входить, — решительно сообщила Мэри в тот момент, когда Хоуп встал с лавочки у крыльца, на которой они сидели лицом к лицу словно просители. — Я не хочу входить, пока.

Он сел обратно, взглянув на нее, хотя она вновь, как на перевале Хауз-Пойнт, смотрела куда-то в сторону. Возможно, именно этот мягкий климат и частые теплые дожди придавали такой нежный и чистый цвет лицам местных красавиц, подумал он. Или же подобным свойством обладает только Мэри? Нет, нигде он более не встречал столько милых сельских девушек, независимых и чистых. Но в Мэри, в ней все это возводилось в высшую степень… в Мэри… Подобные умозаключения развлекали его, хотя он продолжал сохранять молчание, которое стало еще более напряженным, когда она предприняла попытку заговорить.

— Я слышала, — начала она, по-прежнему не глядя на него, — что… что вы оказывали внимание мисс д'Арси в Кесвике. Я слышала также, что вы с ней обручены. Могу я знать правду?

И все?

О Мэри, Мэри! Разве мог он измерить всю степень признательности, какую он испытывал к ней за ее искренность? И мог ли оценить то значение, какое она имела для него?

Он медлил, театрально затягивая паузу, но его продуманная тактика осталась незамеченной — девушку волновала лишь правда. Поняв, что этот прием так и не возымел на нее никого действия — в тот момент она и без того довела его чувствительность до предела, — он, словно бы устыдившись, прикусил губу и решил сменить тактику. Он все спланировал заранее. Один только печальный тон ее письма (в котором прямо ни единым словом не упоминалось о мисс д'Арси) подготовил его к обвинениям в свой адрес.

«Это всего лишь приманка, — скажет он. — Мисс д'Арси была только поводом вернуть вас!» По дороге до долины Ньюленд он даже отрепетировал, как он это скажет. Мэри, конечно, спросит, правда ли, что он ухаживал за мисс д'Арси. Да, конечно, он во всем сознается сразу, ничего не отвергая. Она помедлит, смирится, опечалится, а потом, точно рыцарь на белом коне, он бросится в атаку в тот самый момент, когда она более всего будет уязвима: «Мисс д'Арси была лишь приманкой. Я использовал ее только для того, чтобы вернуть вас. Разве вы не понимаете? Ваш отказ и холодность заставили меня прибегнуть к этой жестокой уловке. Я знаю, что по отношению к мисс д'Арси я поступил в высшей степени непростительно, но все это только ради вас — это вы толкнули меня на такую жестокость! А теперь, Мэри, дайте мне обещание, которое я хочу…»

Но все его репетиции оказались бесполезны. Столкнувшись с ее недоуменным и честным вопросом, его хитрости разрушились сами собой.

Он принялся размышлять о том, как в сложившихся обстоятельствах ответить ей, не слишком сильно искажая правду.

— Да, это правда, я действительно, как это принято говорить, «ухаживал» за мисс д'Арси, хотя и не был с ней помолвлен… уж это неправда. Никакого разговора о свадьбе даже не велось. Но я действительно, и в этом я совершенно свободно и честно сознаюсь, находился в ее обществе, сопровождал ее, выражал ей свое восхищение, и в конечном счете согласно общественным сплетням, которые так и ходят по округе, мое поведение вполне могло бы расцениваться как ухаживания.

— Именно так, — ответила Мэри, посмотрев прямо на него. — Именно так и говорят.

— Почему вы отвергаете меня, Мэри?

— Я уже называла вам свои причины.

— Я ответил на них.

— Я не понимаю, почему человек с таким положением в обществе, как ваше… вы же можете выбирать из всего на свете!., почему же вам вдруг захотелось ухаживать за сельской девушкой?

— Вы мне не поверили?

— Вопрос не в том, верю я вам или нет.

— А в чем же тогда?

— Это кажется совершенно невозможным или неправильным.

— Но именно это я и предлагал.