Книга Электрическое тело пою! - Рэй Брэдбери

С громовым рокотом закрывались врата. Двойные их челюсти сдвигались, дрожа. Уайлдер вскрикнул, развернулся и рванулся в пике. Снизу донесся голос служанки. Она тянула к нему руки. Снизившись, он подхватил ее. Лягнул воздух. Реактивная струя подняла их обоих.

Он ринулся к воле, как пуля к мишени. Но за секунду до того, как ему, перегруженному, удалось достичь цели, челюсти с лязгом сомкнулись. Едва успев изменить направление, он взмыл вверх по стене заскорузлого металла, — а позади него Город, весь Город сотрясался в грохоте стали.

Где-то внизу закричал Паркхилл. А Уайлдер летел вверх, вверх по стене, озираясь по сторонам.

Небо сворачивалось. Лепестки сближались, сближались. Уцелел лишь один-единственный клочок каменного неба справа. Уайлдер устремился туда. Отчаянным усилием проскочил на свободу — и тут последний стальной фланец, щелкнув, стал на место, и Город полностью замкнулся в себе.

На мгновение капитан притормозил и повис, затем начал спускаться вдоль внешней стены к пристани, где Эронсон все стоял возле яхты, уставившись на исполинские запертые врата.

— Паркхилл, — шепнул Уайлдер, окидывая взглядом Город, стены его и врата. — Ну и дурак же ты! Круглый дурак…

— Все они хороши, — сказал Эронсон и отвернулся. — Дурачье! Глупцы!..

Они подождали еще немного, прислушиваясь к гулу Города, живущего своей жизнью. Алчная пасть Диа-Сао поглотила несколько атомов теплоты, несколько крошечных людишек затерялись там внутри. Теперь врата пребудут запертыми во веки веков. Хищник получил то, что ему требовалось, и этой пищи ему хватит теперь надолго…

Яхта вынесла их по каналу из-под гребня горы, а Уайлдер все смотрел и смотрел назад, туда, где остался Город.

Милей дальше они нагнали поэта. Поэт помахал им рукой.

— Нет, нет! Спасибо, нет. Мне хочется пройтись. Чудесный денек. До свидания. Плывите дальше…

Впереди лежали города. Маленькие города. Достаточно маленькие, чтобы люди управляли ими, а не они управляли людьми. Уайлдер уловил звуки духового оркестра. В сумерках различил неоновые огни. В свежей звездной ночи разглядел свалку мусора.

А над городом высились серебряные ракеты, ожидающие, когда же их наконец запустят и направят к пустыням звезд.

— Настоящие, — шептали они, — мы настоящие. Настоящий полет. И пространство и время — все настоящее. Никаких подарков судьбы. Ничего задаром. Каждая малость — ценою настоящего тяжкого труда…

Яхта причалила к той же пристани, откуда начала свое плавание.

— Ну, ракеты, — прошептал Уайлдер в ответ, — погодите, вот доберусь я до вас…

И побежал в ночь. Туда, к ним.

Христос-Аполло

(Кантата во славу восьмого дня, возвещающая наступление дня девятого)

Christus Apollo (1969)

Переводчик А. Молокин

Раздался Глас средь Тьмы, и грянул Свет,

И странные на Свет летели твари,

И Землю постепенно заселяли,

Ее поля, пустыни и сады.

Все это нам с рождения известно,

Рукой Огня записаны в крови

Семь первых дней,

Семь долгих дней творенья…

И вот сейчас мы, дети этих дней,

Наследники Восьмого Дня,

Дня Бога,

Или, верней сказать,

Дня Человека,

На тающем снегу стоим, и Время

Бушует и под горло подступает.

Но птицы предрассветные поют,

И мы по-птичьи расправляем тело,

И тянемся к таким далеким звездам…

Мы вновь лететь готовы на Огонь.

И в это время Рождества Христова,

Мы славим День Восьмой —

День Человека,

Конец Восьмого Дня —

Конец Дня Бога,

Все миллионы миллионов лет,

Что тянутся от первого восхода,

Предел которым наш Исход кладет.

И наше тело — воплощенье Бога —

Изменится и в огненном полете

Сольется с ярым солнечным огнем.

И на Девятый День взойдет светило,

И различим мы в утреннем ознобе

Чуть слышный зов далекой новой тверди.

И устремимся в новые сады,

И в новых землях вновь себя узнаем,

И новые пустыни оживим.

Мы наугад себя швыряем в поиск.

Пока же мы стоим, на звезды глядя,

Летят сквозь тьму посланцы Аполлона

Чтоб, во вселенной отыскав Иисуса,

Его спросить — что знает он о нас?

В глубинах тайных Бездны Мировой

Он шел, шагами меряя пространство.

Являлся ль он в немыслимых мирах,

Что нам не снились в снах внутриутробных?

Ступал ли на пустынный берег моря,

Как в Галилее в давние года?

Нашлись ли души праведные там,

Вобравшие весь свет его ученья?

Святые Девы? Нежные Хоралы?

Благословенья? Есть там Кара Божья?

И, наполняя мир дрожащим светом,

Одна среди несчитанных огней,

И ужасая и благословляя,

Светила ли чудесная звезда,

Подобная звезде над Вифлеемом,

В чужой, холодной, предрассветной мгле?

В мирах далеких от Земного мира

Встречали ли Волхвы седой рассвет

В парном дыханье блеющего хлева,

Что позже стал святынею для всех,

Чтобы взглянуть на чудного ребенка,

Так непохожего на Сына Человека?

Так сколько новых Вифлеемских звезд

Взошло меж Орионом и Кентавром?

И сколько раз безгрешное рожденье

Чудесно освятило их миры?

И Ирод тамошний, трясущейся рукою

Подписывая свой приказ безумный

И посылая извергов-солдат

На избиенье нелюдских младенцев,

Лелеял мысль о сохраненье царства

В безвестных землях, что от нас скрывает

Туманность Лошадиной Головы?

Конечно, это так и должно быть!

Ведь в этот день, во время Рождества,

Наш долгий день — уже восьмой по счету,