Книга Бастард. Скиталец - Игорь Ковальчук

Плантагенету быстро наскучили сплетни о Филиппе-Августе, и он потребовал себе лютню. После плена он очень часто брался играть и петь, даже при посторонних, чего не позволял себе прежде — из соображений престижа. Но пока Ричард маялся взаперти, он успел понять, что песня — отличный способ развеяться, и наплевал на престиж. Короля слушали почтительно, не смея болтать, пока он пел. Впрочем, густой и сочный бас английского государя, который хоть и с трудом, но перекрывал грохот боя, не могла заглушить какая-то болтовня.

Но мало ли что может оскорбить его величество? Лучше было не рисковать.

Когда король замолчал, присутствующие разразились восторженными криками и аплодисментами. Дик поморщился — слишком уж это отдавало лизоблюдством.

Открыв зажмуренные было веки, он обнаружил, что Ричард протягивает лютню ему.

— Давай-ка, спой.

— Государь, я не стихотворец.

— Что подобает мне, то прилично и тебе, Герефорд.

— Да, государь. Но я не умею слагать песни.

— А ты попробуй. — Глаза Плантагенета были налиты кровью, и Дик догадался, что его венценосный отец уже пьян. — Пробуй, Герефорд. Мы слушаем.

— Государь, песня будет некрасивая.

— Да какая угодно! Я приказал — выполняй!

Дик пожал плечами и взял лютню. Он неуклюже держал ее почти под мышкой. Подергал струны, но мелодия не складывалась сама собой. Дик не умел обращаться с музыкальными инструментами. Он не видел нужды петь серенады под окнами красавиц, считая это занятие до крайности глупым, и никогда никого не развлекал. И теперь, помучившись немного, сунул лютню Ангеррану, который, как говорили, неплохо играл.

— Веселенькое? — полушепотом спросил его кравчий, подставляя под корпус лютни колено.

— Вряд ли.

Ангерран не стал переспрашивать. Мелодийка, которую он принялся наигрывать, была нейтральной, под которую можно спеть практически что угодно.

Танцующей птицей в небо,

Прорвавшись сквозь дым и холод,

Прорвавшись сквозь страх и тьму…

Ночами я грежу. Небыль,

Как бьющий по миру молот,

Уснуть не дает уму.

Сколь странно быть одиноким

(Чего не бывает вовсе),

Как странно узнать любовь…

Но в сон завели дороги,

Завесой над миром — морось.

Как трудно здесь быть собой…

Разлука. Вся жизнь — разлука.

Уходят друзья в былое,

Уходят во тьму года.

Но я не издам пи звука,

И если шагаю в бездну,

То знаю — не навсегда.

Дик замолчал, чувствуя смутный стыд, словно ради неизвестно какой славы позволил окружающим заглянуть в свою душу. Но почти сразу услышал вокруг неясный гул — его вряд ли слушали многие — и успокоился. Им не было дела до его души.

Правда, Ричард покосился на своего сына с легким укором. Но он был пьян.

— Ну вот, зачем сказал неправду? Ты слагаешь стихи не хуже де Борна. Отлично звучит. — Он озабоченно оглядел Дика и понизил голос: — Ты устал? Ну иди отдыхай.

Рыцарь-маг встал, коротко поклонился и вышел из шатра — искать жену.

Глава 20

Как Герефорд и предполагал, война не закончилась под Фретевалем. Из-под Вандома Филипп-Август бежал в Париж, откуда вскоре вернулся в Мэн с новой армией. Несмотря на явное преимущество Плантагенета, Капетинг не собирался сдаваться. Он понимал, что, если сдастся, потеряет все, что у него есть. От его королевства и так-то осталась лишь половина, а если сравнить с королевством Карла Великого, сына Пиппипа, то и вовсе непонятно, смеяться или плакать. Филиппа-Августа терзала зависть к кузену, которого он был готов убить собственными руками… Или подослать наемных убийц.

Но о Львином Сердце болтали, будто ему служат колдуны, хранящие его от любого врага, да и сам сын Альенор Аквитанской имеет в своих жилах каплю дьявольской крови. Посмотришь, как ему везет, и поверишь, — так думал французский король.

Война тянулась, как шерстяная нить с прялки мастерицы. Зимой драться было не принято — неудобно, холодно, солдаты вязнут в грязи, а то и в снегу (хоть и редко), припасы подвозят нерегулярно, и сеньоры в самый ответственный момент имеют все шансы остаться без каплунов или хорошего вина. Подобные лишения были чересчур обременительны даже для привычных к походам графов и герцогов.

Так что по традиции зимой от военных действий отдыхали не только солдаты и сеньоры, но и крестьяне. Последние затворялись в своих хижинах, почти невидимых на буро-черном фоне голых стволов и размокшей земли. После сбора податей у крестьян оставалось так мало зерна, что весной они выбирались на свои пашни едва живыми, слабыми, как дети. Зачастую крестьянская семья выживала лишь благодаря молоку своей коровы или паре-тройке овечек, мясо которых растягивали чуть ли не на всю зиму. Вот почему так важно было прятать скот от чужих глаз.

Дик мотался с королем от Руана до Бордо, от Нормандии до Гаскони, одну зиму провел с ним в Мэне, в Майене, другую — в Нормандии. Время бежало с такой стремительностью, что некогда было вздохнуть. Всего пару раз за зиму ему удавалось выпросить у государя отпуск (король каждый раз с огромной неохотой позволял ему отлучаться). Тогда, прихватив Серпиану и ее телохранителя, рыцарь-маг несся проверять состояние дел в мире Живого Изумруда (так он называл про себя родной мир жены). Там, слава богу, все шло благополучно. То и дело Дик порывался оставить жену в ее благоустроенных владениях, но всякий раз натыкался на категорическое нежелание. Приходилось снова брать ее с собой во Францию.

В октябре 1196 года в Турене сестра короля Английского сочеталась браком с Раймоном VI, новоявленным графом Тулузским. Венценосный брат, конечно, присутствовал на свадьбе (ему надо было договориться с зятем о военной поддержке, и это было во сто крат важнее устройства судьбы сестры), а вместе с ним был и Герефорд. Иоанна Английская была почти красива в роскошном бледно-лиловом платье и длинном белом покрывале на голове. Стоя у алтаря, она оглянулась, заметила Дика и слегка улыбнулась ему — это было заметно даже сквозь вуаль. Никаких толков возникнуть не могло, потому что рыцарь-маг стоял рядом с королем, и улыбку Иоанны придворные могли адресовать Ричарду.

Но чуткая Серпиана, которая почему-то предпочла присутствовать на бракосочетании, поняла, на кого посмотрела принцесса.

— У тебя с ней все-таки что-то было, — пробормотала она сердито. — Ну, скажешь, нет?

— С кем — с «ней»?

— С Иоаиной.

— Конечно, нет. Она же принцесса.

— Ну и что? Принцессы что — не женщины?

— Принцесса — титул, который, по зрелом размышлении, способен меня остановить.

— Только титул? А как же чувство?

— Я уже говорил, кого люблю. Если ты мне не веришь, ничего не могу поделать.