Книга Лекарство от смерти - Сергей Раткевич

Великий магистр пнул осколки магического кристалла и радостно потер руки. Он не сомневался, что Владыка Зари отдаст любой приказ, если только результатом этого приказа будет продление его собственной жизни. Стоит лишь Великому магистру намекнуть государю, что бассейн из человечьей крови даст ему необходимую силу, дабы продлить свои годы, и кровь хлынет рекой. Любой приказ, любой, какой угодно! А дальше… дальше…

И что самое главное — Владыка Зари верит ему. Ему, Великому магистру Ордена Охраны Зари.

— Ну, щенок, ты попался! — плотоядно ухмыляясь, прошептал Великий магистр.

* * *

Замок «Старших Братьев» потрясает воображение. Не дворец Владыки Зари, конечно. Куда как меньше. Но все равно…

«Страж» — это слово всегда возникает у тебя в мозгу, когда ты видишь это грозное и словно бы всегда чутко настороженное здание. Ты в очередной раз думаешь, что не зря «Старшие Братья» всегда считали свой замок одним из «братьев».

«Наверное, он просто самый старший из них из всех!»

— У себя дома мы ходим через калитку, — говорит Эргарет, проводя вас мимо могучих ворот и подводя к маленькой, почти незаметной калитке сбоку от главного входа.

Калитка распахивается совершенно бесшумно, даже стучать не приходится. Такое впечатление, что вас ждали.

— И в самом деле ждали, — кивает Эргарет.

По ту сторону калитки — один-единственный часовой.

— Привел? — спрашивает он.

— Привел, — откликается Эргарет.

— Проходите, — кивает часовой. — Да не задерживайтесь там особо. В городе каждый человек на счету.

— Понятно, — отвечает Эргарет и, обернувшись к вам, добавляет: — Поспешим.

— А что случилось-то? — спрашивает Тисаф.

— Потом, — бросает Эргарет и ускоряет шаг. Приходится поднажать, чтоб за ним угнаться.

Огромная лестница… могучая, окованная железом дверь… этот замок проглатывает вас, некая неуловимая тревога, присущая ему с момента рождения, заглядывает в глаза и через них смотрит в душу. Коридоры и лестницы, залы и галереи…

— Нам сюда, — открывая дверь, говорит Эргарет.

Небольшой уютный кабинет. Кремовые шторы на окнах, погасший камин, кожаные кресла, большой дубовый стол…

— Это мой кабинет, — говорит Эргарет. — Поскольку вы оба являетесь моими и Тэйна подопечными, то и начинать нам следует отсюда. Проходите. Вон в те кресла садитесь…

Вы проходите в кабинет и усаживаетесь в кресла. Эргарет долго роется в сундуке, достает оттуда шкатулку, ставит ее на стол, после чего садится на край стола.

— А теперь я некоторое время буду задавать дурацкие вопросы, — с ухмылкой говорит он. — Крэллин, ты уверен, что служба в наших рядах лучше виселицы за твои многочисленные преступления?

— Э-э-э… уверен, — удивленно откликаешься ты. — А что?

— Ничего, просто так принято, — отвечает Эргарет. — Есть такая глупая старая традиция — дурацкие вопросы задавать. Мало ли, вдруг ты сошел с ума и решил, что петля будет привлекательно смотреться на твоей шее?

— Нет уж, такое украшение меня не привлекает, — фыркаешь ты. — На мой вкус, оно несколько старомодно. И даже вульгарно.

— А у тебя утонченный вкус?

— Само собой, разве не ради него меня сюда приглашают?

— Отлично, — кивает Эргарет. — Ты абсолютно прав — исключительно ради него. Тисаф, твоя очередь. Ты действительно считаешь, что служба в наших рядах привлекательнее участи трактирной служанки?

— Да, — кивает Тисаф.

— Подумай еще раз, в отличие от этого оболтуса, у тебя есть выбор, — говорит Эргарет. — Во-первых, у нас опасно.

— А где не опасно? — возражает Тисаф. — Меня ведь просто на улице схватили.

— Во-вторых, служба не знает ни дня, ни ночи. Ты можешь потребоваться в любой момент и на любой срок, а потом тебе даже спасибо никто не скажет, — продолжает Эргарет.

— Если я буду знать, что благодаря моим усилиям не стало еще одного мерзавца и он никого больше не обидит, — я потерплю, — откликается Тисаф.

— В-третьих, от служебных поручений не отказываются, чем бы они ни были, — пугает Эргарет.

— Если это действительно необходимо — я постараюсь это вынести, — отвечает Тисаф.

— В-четвертых, на пенсию уйти невозможно, тот же Тэйн — ушел, трактир открыл, а как понадобился — никто его не спросил, хочет он или не хочет, надо — и весь сказ, — говорит Эргарет.

— До пенсии еще дожить надо, — вздыхает Тисаф. — Совсем недавно у меня не было на это никакой надежды, так что… я не хочу больше дрожать, глядя на всяких мерзавцев, пусть лучше они дрожат!

— И, наконец, в-пятых, у рядового сотрудника совсем не такое высокое жалованье, — скорбно сообщает Эргарет. — Вот, Крэллин уже в курсе, какое дерьмовое вино я предпочитаю. А все почему? Привычка.

— Высокие лорды тоже начинают рядовыми? — удивляется Тисаф.

— А как же иначе? — ответно удивляется Эргарет. — Мы ведь недаром зовем друг друга братьями и даже наставников кличем по именам…

— Понятно, — кивает Тисаф. — Что ж, я постараюсь побыстрей дослужиться до кого-нибудь самого главного, чтоб как следует зарабатывать.

— Итак, я тебя старался напугать, ты не напугалась, — говорит Эргарет.

— Не напугалась, — отвечает Тисаф.

— Тогда я в последний раз спрошу: ты уверена?

— Да, — решительно и с некоторой досадой отвечает Тисаф.

— И еще раз, самый-самый последний, после него дороги назад у тебя уже не будет, имей это в виду, когда, не задумываясь, ляпнешь свое очередное «да», — если ты завтра или через неделю придешь ко мне, размазывая слезы, и запросишься назад, я только посмеюсь и напомню наш сегодняшний разговор. Подумай как следует, перед тем как сказать свое очередное…

— Да! — сердито выпаливает Тисаф, не давая Эргарету закончить.

— Не обижайся, я должен был у тебя об этом еще раз опросить, — разводит руками Эргарет.

— Но не столько же раз подряд, Эргарет, это же просто глупо, — ворчит Тисаф. С тем, что высокого лорда можно называть просто Эргаретом, она освоилась куда быстрей тебя.

— Сколько надо, столько и спрашиваю, — усмехается Эргарет. — А если я предложу тебе деньги, домик с садиком и прочее в том же роде?

— И на Крэлли опять нападут какие-нибудь… — отзывается она. — Нет уж, вот сначала мы их всех искореним, а тогда и о домике с садиком подумать можно.

В глазах Эргарета на миг вспыхивают веселые огоньки. Он качает головой и сентиментально вздыхает.

— Триста лет назад… — медленно произносит он. — Да, где-то около трехсот… я произнес какую-то глупость именно в этом роде. До сих пор вот… искореняю… и до садика с домиком еще очень и очень далеко…