Книга Обращенные - Дэвид Сосновски

Это подлинный интерес, никакого ехидства. Наверно, мне стоит забеспокоиться: восторг, который вызывает у нее обсуждение этой темы, граничит с оргазмом. Однако чувство облегчения, которое испытываю, слишком велико.

— О да, — отвечает Роз. — Шнобель, с которым я родилась… Господи! Таким только младенцев пугать. Я не могла смотреться в зеркало — целых девять ярдов. Как мясной рулет, черт побери. И такое торчало у меня на лице. И еще на самом кончике — щель, будто я в дверь вписалась.

— Вот мерзопакость, — подхватывает Исузу и мотает головой, но по всему видно, что она — смею сказать, — стала относиться к нашей гостье куда… теплее.

— Ну, я собиралась устроиться на телевидение… но это было сто дет назад. Раньше, — Роз неожиданно поворачивается ко мне и подмигивает. — До того, как кое-кто решил навсегда лишить меня возможности изменить свой облик.

Что правда, то правда. Пластические операции отныне невозможны. Это выяснилось после первых же попыток. На вампирах все слишком быстро заживает. Разрез срастется прежде, чем вы успеете что-нибудь пришить или убрать. Было несколько случаев, когда запястья докторов вместе с инструментами оставались… внутри. Фотографии этого события циркулировали по электронным почтовым ящикам еще несколько недель — под заголовками «Застрял в тебе» и «Связанные руки медицины».

Из попытки ввести в разрез распорку тоже ничего не получилось. Все, чего удалось добиться — заставить края разреза заживать по отдельности; в итоге получалась восхитительная дырка. В итоге потребовалось не слишком много времени, чтобы стало ясно: сам вопрос о том, быть или не быть «тридцать второму-В», уже не стоит.

— Вот так, — вздыхает Роз. — Прическа и косметика. Вот, по большому счету, и все, что позволяет немного измениться.

Пауза.

— А теперь маленький совет, детка. Прежде, чем Марти начнет хотя бы задумываться о том, чтобы подарить тебе пару клыков, убедись, что тебя все устраивает. Потому как вечность — это слишком долго, чтобы пялиться хотя бы на одну веснушку, которая тебе не нравится.

Судя по белкам глаз, взгляд Исузу устремлен прямо на Розу, взвешивая Одно и Другое, проверяя, убеждаясь в правдивости сказанного. Ее белки с ее головой. Они выдают трепет, которым она охвачена. Зависть. И восхищение. И сдержанное признание истины: да, вопреки ее ожиданиям, вопреки злобному желанию того, чтобы все было иначе — да, здесь наконец-то появился некто, с кем можно будет поговорить о таких вещах, которые со мной обсуждать нельзя.

Роз позволяет ей чуть более долгий взгляд. Она привыкла, что на нее пялятся. Это ее работа. За это ей платят. И затем ловит взгляд Исузу, улыбаясь самой неуловимой улыбкой. Прежде, чем взглянуть в мою сторону. Но этот взгляд предназначен не мне. Это взгляд на меня. Это взгляд для Исузу, потому что через миг Роз снова смотрит на нее, а потом подмигивает. Исузу тоже смотрит на меня, потом снова на Роз. И тоже подмигивает.

Так вот что такое «женская солидарность», думаю я. Похоже, это весьма скверная штука. Вроде как двое на одного.

Кошки были выпущены из своих мешков, встретились, и дело обошлось без клочьев шерсти, но я все-таки решаю оставить себе свой второй дом. Главным образом для того, чтобы заниматься любовью. Интимные сцены в жизни вампиров — это всегда паровой калорифер, включенный на полную мощность, и горячий воздух. Я не могу представить, как Исузу будет спать в такой обстановке. А вот что я хорошо себе представляю — это как она просыпается, вся в поту, на простынях, которые липнут к ее коже, точно жадные привидения; что ее мозги чувствуют себя, точно яйцо в пароварке, она близка к состоянию, которое называется «тепловой удар», ей срочно нужен хотя бы стакан воды. Я могу представить, как она бродит по нашей квартире, которая вдруг превратилась в сауну, только для того, чтобы наткнуться на нас с Роз. Позвольте вас заверить: для неподготовленного зрителя секс в исполнении вампиров — не самое симпатичное зрелище.

Возьмем, например, практику, известную как «пульсация». Вы делаете на ладони надрез в форме буквы «Y» — скажем, на левой руке, — и ваша партнерша делает то же самое. И затем быстро прижимаете свои ладони к ее ладоням — левую к правой, рану к неповрежденной коже. Раны срастаются, пришивая вас друг к другу. Вы можете чувствовать биение пульса вашей возлюбленной, когда ее кровь щекочет мягкую кожу на вашей неповрежденной ладони. О кровосмешении нет и речи, кровь вампира не смешивается с кровью вампира, но вы все равно разделяете с ней ее пульс, он отзывается в самой глубине вашего существа, и ваши сердца начинают биться в такт, а температура тела становится одинаковой. Это бесподобно. Это почти то же самое, что читать мысли своего партнера во время всего любовного акта, и чем больше согласованности, тем лучше. На пике оргазма вы расцепляетесь, ненадолго оставаясь с открытыми ранами, которые некоторое время кровоточат, а потом заживают, но уже по отдельности. Это грязно. Благодаря подобным вещам производители отбеливателей и стиральных порошков не остаются без работы. И это такая штука… в общем, вы бы не хотели, чтобы ваша дочь-подросток застала вас за этим занятием.

Я сажусь в машину, когда Исузу лежит в постели и добрая часть темного времени суток уже прошла. Мой сотовый и наушники вернулись в квартиру, в свой ящик. Исузу — подросток; у нее бывают месячные и все такое прочее. Это достаточный повод для того, чтобы позволить ей немного уединения.

— Так, — спрашиваю я. — И как тебе?

— Исузу? — Роз закрывает свою дверцу, и мы приступаем к тому, чтобы обеспечить немного уединения самим себе.

Я киваю.

— Эта гребаная маленькая смертная, которую ты завел, Марти…

Я хочу возразить. И в той же степени хочу услышать разъяснения по поводу словечка «гребаный». Прямо сейчас.

— Что я хотела сказать… — продолжает Роз. — Думаю, она чудо. Во многом я сама была бы такой в ее возрасте — хорошо, я никогда не была по-настоящему в ее возрасте. Объясняю обстоятельства. Я стала женщиной против своей воли, спасибо моему, так сказать, дядюшке, у которого ширинка никогда не застегивалась, но… Полагаю, как ни странно, это делает нас чуточку похожими, то, что нас можно считать жертвами нежного возраста и все такое, но…

Пауза.

— Да, — заканчивает она. — Она мне нравится. Ты хорошо сделал. Ладно, так хорошо, как только можно было в данных обстоятельствах.

Вот что она подразумевает под словом «гребаная». Ладно, принимается.

— А это правда? — спрашиваю я, чтобы сменить тему разговора.

— Что «правда»?

Я указываю на свой нос.

— Нет, черт подери, — Роз смеется. — Это была… ой, блин, как же это называется? Документальная драма.[99]Навеянная реальными событиями. Только на самом деле это случилось не со мной. С приятелем двоюродного брата моего приятеля. Не суть. Мне просто надо было что-то ей рассказать, чтобы она отстала от моих титек… — Пауза. — Как она на меня наехала — просто прелесть. Ударить по самому больному месту через две секунды после «здрасти»…