Книга Русские диверсанты против "кукушек" - Виктор Степаков

Калнин поведал об одном весьма любопытном случае, свидетельствовавшем, что финская разведка использовала все приемы по сбору разведывательной информации в советском тылу. Зимой Онежское озеро было основным маршрутом проникновения финской агентуры в наши тылы. Ночи были темные, безлунные, да еще часто шла пурга, заметавшая все следы. Озеро зимой было практически нейтральной территорией: не наше и не финское. Через озеро переходили во время войны агенты-разведчики неприятеля, а также убегали из финского плена русские военнопленные с оккупированной территории. Часть карелов из бывшей советской Карелии также по льду уходила к своим единоплеменникам.

Среди эвакуированных жителей и бежавших из-за линии фронта, естественно, могли оказаться и финские агенты. Поэтому каждый из оставшихся жить в районе людей находился под негласным наблюдением контрразведки. В те годы, при системе районных отделений НКВД, агентура и осведомители органов были практически в каждой колхозной бригаде, в каждой советской и партийной организации. А в военное время бдительность в прифронтовой зоне усиливалась и еще большей степени.

В деревне Самино в 1942 году проживало уже довольно много эвакуированных финнов, и, естественно, когда в районе появился бывший лесник из Карелии Лаванен, то он поселился среди своих. Первичные наблюдения за Лаваненом ничего не дали. Вел он себя примерно так же, как и все окружающие. Подозрения стали появляться после сообщений агентуры, что Лаванен, в отличие от других финнов, не замыкается кругом людей своей национальности. Он оказался по характеру разговорчивым и общительным человеком. Однако были в его поведении настораживающие черты. По возрасту Лаванен принадлежал уже к непризывным возрастам, даже если бы война и продлилась еще пять лет. Но при этом он активно интересовался у местных жителей о соседних воинских частях, их дислокации. Причем не только о частях, расположенных в Вытегорском районе, но и находящихся в Череповце и Белозерске. Пришлось сотрудникам райотдела госбезопасности усилить агентурное наблюдение за ним. От одного из агентов в Самино пришла информация, что Лаванен скрытно вышел на лыжах из деревни. Затем похожего на него человека видели по дороге на Вытегру, а из Вытегры пришло сообщение, что человек, сходный по описаниям с Лаваненом, крутился вокруг расположения советских воинских частей и особенно интересовался вновь прибывшими подразделениями. Он же побывал у шлюзов, расспрашивал, куда отогнали на зимовку суда Онежской военной флотилии.

Организовывать контрразведывательную игру с Лаваненом смысла не имело. За короткий промежуток времени удалось выяснить, что, будучи лесником, он прекрасно ориентируется в лесу, знает его. Партизанская разведка из оккупированной Карелии сообщила, что какой-то Лаванен был замечен в связях с финской службой безопасности и использовался ею как проводник при карательных операциях против партизан.

Решение могло быть одно: брать врага. Упустить опытного агента финнов было нельзя. Используя свой лесной опыт, он мог уйти за линию фронта, унеся довольно ценные сведения для финской фронтовой разведки.

Самино была деревня маленькая, поэтому появление группы захвата могло вызвать подозрение. Капитан Калнин поручил проведение операции по задержанию финского агента своему оперуполномоченному Бакашову. Тот привлек местную группу истребительного батальона, и операция прошла как по нотам.

Один из членов группы, местный житель, под благовидным предлогом — переговорить о заготовке леса — зашел в избу к Лаванену. Между ними завязался непринужденный разговор на бытовую тему, сопровождавшийся выпивкой. За разговором оба собеседника и не заметили, как стемнело. Соблюдая строгие правила светомаскировки в военное время, они завесили окна и зажгли керосиновую лампу. Естественно, финский агент не смог увидеть, как дом окружили бойцы-истребители. В избу ворвался оперуполномоченный Бакашов, и Лаванен, не успев даже толком понять, что происходит, оказался уложенным на пол. Он был так ошеломлен арестом, что на первом же допросе рассказал чекистам все, что знал. Время было военное, поэтому приговор был только один — расстрел.

Финская разведка ставила своих резидентов в населенные пункты оккупированных районов с целью их глубокого оседания в случае поражения в войне.

Э. Озеров пришел в Оштинский райотдел госбезопасности в августе 1944 года, после отступления финских войск. По оперативной информации, в том числе поступившей из-за линии фронта, стало известно, что и Оштинском районе активно действовал финский резидент Пантин. Поиски но Оштинскому и соседним районам не привели к его обнаружению, но через некоторое время пришла ориентировка о прекращении розыска, так как Пантина арестовали близ Петрозаводска, а в Белозерском районе арестована агентка финской разведки по агентурной кличке «Трансюра», оставленная там на послевоенное оседание.

Бывший контрразведчик, подполковник в отставке С. В. Орнатский, также рассказывал, что в 1944 году, уже после выхода Финляндии из войны, в Вологде была арестована агентка финской разведки Филатова, которая вела активную разведывательную работу в пользу финской разведки. Детали операции по ее поимке стерлись из памяти чекиста, но Орнатский хорошо запомнил, что ущерб она нанесла значительный. Он вспоминал, что финская разведка за ней посылала самолет, но прийти на место встречи она не успела.

В архиве сохранилась справка еще об одной финской «агентессе» — Пашковой:

«Агентурной разработкой было установлено, что Пашкова, проживая в 1941 году на оккупированной территории Оштинского района Вологодской области, имела связь с финскими солдатами и офицерами, получила пропуск для свободного передвижения по оккупированной территории.

После ареста Пашкова была взята в камерную агентурную разработку, в результате которой установлено, что Пашкова во время нахождения на территории, захваченной немецко-финскими войсками, была завербована финской разведкой для ведения разведработы в тылу РККА, дала финнам подписку о согласии сотрудничать с ними. На допросах Пашкова дала показания о вербовке ее финскими офицерами и рассказала о содержании подписки, а также дала показания об известных ей агентах финской разведки»[391].

Как агент, по-видимому, она не успела нанести значительного ущерба, поэтому приговор военного трибунала был относительно мягким — 10 лет исправительно-трудовых лагерей.

Большинство агентов-парашютистов сдавались после переброски, но случалось иногда и обратное. Необходимо все-таки учитывать, что финская разведка была очень серьезным противником, и поэтому ее руководство иногда успешно вело радиоигры с советским военным командованием. Тот же Астахов в своих показаниях рассказывал, что в помещении разведшколы в Петрозаводске, в одном из помещений на втором этаже, несколько месяцев работала советская радистка, перевербованная финнами.

Сотрудничество разведок

Немецкие разведшколы появились в Таллине и Риге ранней осенью 1941 года. Они действовали под руководством «бюро по вербовке добровольцев» (т. н. «Бюро Целлариуса»). На самом деле это бюро было чисто разведывательным и контрразведывательным органом, именовавшимся «Абвернебенштелле Ревал», сокращенно «Анст-Ревал», и подчинявшимся одному из управлений «абвера» — органа военной разведки фашистской Германии. Руководил этим бюро опытный разведчик, один из талантливых сподвижников адмирала В. Канариса, фрегаттен-капитан А. Целлариус[392].