Книга Публичное разоблачение - Лаура Ван Вормер

Что привлекательного я нашла в Спенсере? Почему решила связать с ним свою жизнь?

Я позвонила матери.

— Привет. Все хорошо?

— Да, дорогая. — Ее голос был спокойным. Я с ужасом подумала о дне, когда нам снова придется ворошить прошлое, чтобы выяснить, почему погиб мой отец.

— Мне становится плохо, как вспомню, как вела себя, — сказала она. — Если бы не усталость, я бы никогда… — Она вздохнула. — Надеюсь, ты сможешь простить меня.

— О, мама, мне нечего тебе прощать. Но если ты согласишься присмотреть за Скотти несколько дней, чтобы я могла вернуться в Нью-Йорк, мы с ним высоко оценим твою услугу.

— Подожди. Мне что-то говорит Абигейл, — сказала мать. — Она говорит, чтобы я подстригла и искупала ее.

Я позвонила, как это делала мать, в гостиницу. И мне повезло. Если зарегистрируюсь сегодня вечером, мне будет обеспечен дешевый номер в гостинице, номера в которой снимают почти все ночные бабочки города. К сожалению, я потеряла вкус к дешевым номерам и решила воспользоваться своим статусом журналистки, работающей в «Экспектейшнз». Дозвонилась до управляющего «Клермонтом». Объяснила ему свою ситуацию и спросила, сколько будет стоить номер. Он ответил, что может предоставить мне номер по цене сто пятьдесят долларов в сутки вместо обычной цены в двести шестьдесят.

Я упаковала диктофон, кассеты, компьютерные дискеты и черновики. Немного поколебавшись, положила в чемодан дневник Касси.

Ехала в Нью-Йорк с включенным радио. В моей голове роились неприятные мысли, а хотелось ни о чем не думать и просто ехать и слушать, что люди болтают о политике.

Когда свернула на дорогу на Брукнер и на горизонте показались очертания Нью-Йорка, я вспомнила, как сильно волновалась, впервые направляясь в офис Верити. Мне стало грустно. Угнетал печальный поворот всех событий.

Мое горло сжалось, когда подумала о похоронах отца, о матери, о Робе.

Роб. Я должна позвонить ему. Он должен быть дома, когда все прояснится.

Зарегистрировавшись в «Клермонте», я заказала себе бифштекс, жареный картофель и бутылку красного вина, которую без труда уговорила, наблюдая на экране телевизора странное ток-шоу. Около полуночи, полупьяная, я позвонила Спенсеру.

— Ты испортил мне жизнь, — сказала я.

На этот раз у него хватило ума не делать мне замечаний.

— Если хочешь сказать, что у тебя там какая-то женщина, — продолжала я, — постарайся не называть ее по имени, а просто скажи, что кто-то есть…

— Я не могу говорить сейчас, — сказал он. — Не могли бы вы перезвонить попозже?

— Нет, ты не сможешь поговорить со мной позже, говори со мной сейчас. — У меня закралось подозрение. — Только не говори, что у тебя твоя подружка Верити. Или у тебя есть и другая? — Я посмотрела на часы. — Кто, черт возьми, в твоей квартире в полночь?

— Да, у нас сейчас полночь, — невозмутимо ответил он, — а у вас, на Западном побережье, всего девять часов. Позвоните мне часов в десять, договорились? Жду звонка, — сказал он и повесил трубку.

Я продолжала сидеть, приложив трубку к уху. Я позвонила ему, потому что он умолял меня. Хотел поговорить со мной, пригласить к себе, сказать, что любит. Судя по всему, в его планы не входило приглашать кого-то еще, перед кем он вынужден притворяться.

«Черт с ним, — подумала я, заваливаясь спать. — Я не буду ждать целый час».

Я крепко уснула под громкие звуки работающего телевизора.

Глава 41

Я проснулась, затем позавтракала в постели, просматривая «Таймс» и «Уолл-стрит джорнал» и наблюдая за телепрограммой Си-эн-эн. Я отказалась от услуг горничной, готовясь к телефонному звонку.

От теплого приветствия Чи-Чи меня затрясло, а от веселого пожелания Касси мне сделалось совсем нехорошо.

— Как продвигается очерк? — спросила она меня счастливым голосом. — Верити прислала мне несколько фотографий, которые они собираются опубликовать. Я не могла в это поверить. Сначала удивилась, кто эта женщина, а затем поняла, что это я. И знаете, они мне понравились. Правда. Возможно, весь этот эксперимент не так уж плох.

А мне хотелось умереть, прежде чем приступить к разговору.

— Нам надо встретиться, — сказала я.

— Конечно. Хотите прийти ко мне завтра?

— Думаю, нам следует встретиться вне стен офиса, — предложила я.

Она смолкла, уловив, без сомнения, напряженность в моем тоне.

— Давайте встретимся завтра утром в парке на прогулке, хотите?

— Чудесно.

Поколебавшись долю секунды, она спросила:

— Что-то случилось, Салли? Я могу для вас что-нибудь сделать?

Я поняла, что она думает, все ли со мной в порядке.

— Вы очень добры, — сказала я. — Со мной ничего плохого, спасибо. Во всяком случае, я с нетерпением жду нашей завтрашней встречи. — Произнеся эти слова, я почувствовала боль в сердце.

Слава Богу, у меня еще есть время все обдумать.

— Салли, — сказал Бадди, подойдя к телефону.

— Привет.

Я только что вернулась из гимнастического зала гостиницы, приняла душ и сидела в халате, с мокрой головой.

— Ты где?

— В Нью-Йорке. — Я назвала ему номер своего телефона.

— Кто еще знает, что ты там?

— Никто.

— Правда?

— Правда.

— Хорошо. — У меня сложилось впечатление, что он что-то читает и делает пометки. — Я нашел Пита, — сказал он. — Он был на втором этаже в кладовке за библиотекой.

— И что он там делал?

— Прятался. Но он не хочет с нами разговаривать. Мы осмотрели весь дом, но ничего не нашли. Ни отпечатков пальцев, ничего. Я спросил у него, кто мог перевернуть весь его дом, и он смотрел на меня как на сумасшедшего. Затем он ответил…

— Масоны, — вставила я, зевая.

— Совершенно верно. — Бадди вздохнул. — Хотя, судя по полученным результатам, я начинаю думать, что он прав.

— Спасибо, Бадди. Держи меня в курсе дела.

— Конечно.

Я вернулась в постель. Чувствовала себя такой уставшей. Помню, однажды в старшем классе школы я загоняла себя так, что наконец свалилась. До самой последней минуты занималась спортом, принимала участие в школьной сборной, чтобы увеличить свои шансы на получение стипендии. И как-то вечером, когда действительно была свободна, вошла в свою комнату и внезапно почувствовала себя так же, как чувствую сейчас. Уставшей и переполненной мыслями о том, что мне никогда не достичь намеченной цели.

Только на сей раз я не знаю, в чем состоит моя цель. Действительно не знаю, где хочу жить, какие репортажи делать и кого любить.