Книга «Волос ангела» - Василий Веденеев

— Вроде как… — раскрыл свой блокнот Жуков.

— Вроде или установили? — сердито сдвинул брови Виктор Петрович.

— Установили.

— Кто он?

— Метляев Иван Васильевич.

— Точно?

— Больше некому, — решил помочь Жукову Федор. — Проверили всех и вся. На него больше всех похоже такими делами заниматься.

— Братья похожи бывают, Греков. А нам надо оперировать точными данными. Точнее, чем математики. На каком основании мы будем проводить у него обыск или его арестовывать? Потому что похоже? Что я прокурору скажу? Похоже, мол! Засмеют нас. Данные и улики, вот что надо иметь, а ты — «похоже».

— Ну, не знаю, Виктор Петрович! Псих именно к нему заходил — это мы точно узнали. Сын у Метляева извозчик, и номер его сто шестьдесят два. Не обманул цыган, — немного обиженным тоном сказал Греков.

— Это все пока слабо.

— Хорошо, есть и третье. Метляев-младший был в наряде на разъезды как раз в тот самый день, когда у монастыря зарезали Кольку Психа. Он нас и вез на выезд.

— Совпадение? — живо заинтересовался Виктор Петрович.

— Думаю, да… — Федор сделал небольшую паузу. — Приехав на место, он повел себя несколько странно. Зачем-то пошел смотреть на убитого, увидев его, изменился в лице и начал отпрашиваться под предлогом болезни. Я решил его не удерживать, но поведение Метляева — правда, тогда мы еще не знали, что это именно Метляев, — показалось мне подозрительным. Как это у извозчика не поена кобыла, почему он вдруг занедужил, да еще отказывается от осмотра доктором, ну и прочее. Пришлось попросить Шкуратова присмотреть, куда направится извозчик. Получив разрешение уехать, Метляев прямиком погнал кобылу к отцу, да так быстро, что Гена еле-еле поспел за ним. У отца извозчик пробыл долго и от него поехал прямо домой. Ни к докторам не обращался, ни кобылу не поил. Могу считать, что это еще одна нитка из клубка. Надо получать санкцию на обыск и задержание обоих Метляевых.

— Создаем две группы, — приказал начальник, — одна проведет обыск у Метляева-старшего и оставит там засаду, другая пойдет в кабаре «Нерыдай». Наблюдение с комиссионных магазинов, и особенно с кудинского, пока снимать не будем. Так… К Метляеву поедут Козлов с Жуковым. Тыльнер будет продолжать работу с учетами, Греков и Шкуратов — в кабаре. Людей еще дадим.

* * *

Сорок сороков церквей на белокаменной Москве — так, по крайней мере, утверждала старая пословица. Ну, может, и не сорок сороков, но действительно немало. И разные, очень разные были храмы — парадные, подавляющие своим величием, полные позолоты и загадочного мерцания окладов дорогих икон в богатых резных иконостасах; небольшие, бедные, для простого люда, где не найти ни тяжелых риз, ни сладкоголосого хора.

Раньше что ни улица — то своя знаменитая церковь, а то и не одна. У каждой улицы своя история — и у храма тоже. Вот и на Ордынке были две знаменитые церкви — Николы в Пыжове, построенная во второй половине XVII столетия и названная по фамилии одного из стародавних стрелецких начальников — Пыжова, и церковь Всех скорбящих. Ее трапезную и колокольню построил в семидесятых годах XVIII века знаменитый русский зодчий Баженов. Спустя полвека другой талантливый русский архитектор — Бове пристроил к ней ротонду с колоннадой.

Невроцкого ни архитектурные, ни исторические изыскания нисколько не интересовали — просто недалеко от церкви Всех скорбящих был дом, где жил Воронцов, к которому Алексей Фадеевич сегодня решил направиться с визитом. В руках он держал свой неизменный саквояж.

Спрашивать ни у кого из прохожих ему не хотелось, и, немного побродив, бывший ротмистр отдельного жандармского корпуса сам отыскал нужный ему дом, обойдя его кругом, вошел во двор — все парадные были заколочены. Приоткрыв дверь черного хода, оглядел витые чугунные перила, полустертые ступени довольно крутой лестницы; ядовито усмехнулся, представив себе прыгающего со ступеньки на ступеньку хромого Воронцова.

Придав своему послушному лицу благостно-приветливое выражение, Невроцкий не спеша поднялся на нужный этаж, постучал.

Мелькнула мысль: «А если дома его Ангелина или выйдут соседи?» — но тут открыли.

Воронцов стоял на пороге, поправляя сползший с плеча накинутый пиджак.

— Добрый вечер! — учтиво поздоровался Алексей Фадеевич. — Вот, как видите, держу свое слово. Забежал вас навестить. Разрешите?

— Проходите… — Воронцов равнодушно повернулся и захромал впереди, показывая гостю дорогу.

Дверь комнаты бывшего штабс-капитана оказалась рядом с выходом: это Невроцкому очень понравилось — можно быстро уйти незамеченным, не надо тащиться мимо всех дверей, выходящих в длинный полутемный коридор густонаселенной квартиры некогда богатого купеческого дома.

— Садитесь… — Воронцов, войдя в свою комнату, прохромал к столу, тяжело опустился на стул, сев спиной к окну. — Прикройте за собой дверь. Да нет, не запирайте, захлопните, и все.

— Ждете гостей? — словно ненароком поинтересовался Алексей Фадеевич, устраиваясь напротив хозяина.

— Какие гости? — поморщился тот. — Мне не от кого запираться… С чем пожаловали?

Невроцкий, сделав вид, что не заметил нелюбезного тона, наклонился, раскрывая свой саквояж.

— По случаю, из старых запасов одного знакомого… — поставил на стол бутылку вина. — Отличное, я вам скажу, розлива шестнадцатого года. Приберег для нашей встречи — выпьем, поговорим, вспомним старое время.

— Да? — Воронцов помягчел лицом, заинтересованно повертел бутылку, рассматривая поблекшую этикетку. — Возьмите стаканы, да вон там, в буфете.

Он привычно вытащил из горлышка бутылки пробку, разлил вино по стаканам, поданным Невроцким. Черт с ним, с этим незваным гостем. Ангелина сегодня, видно, опять не придет. Придется скоротать время с бывшим артиллеристом: выпьют, поговорят и расстанутся — не ночевать же он сюда пришел, в самом-то деле?

— Помню, до войны такое подавали у «Додона». Знаете этот ресторан? В Питере, на Мойке, у Певческого моста, во дворе капеллы? — Невроцкий поднес к губам стакан, сделал глоток. — Попробуйте, действительно отличное винцо…

— У «Додона» больше «моменты» штаны просиживали, — все еще хмуро отозвался Воронцов, вспомнив прозвище, данное армейскими строевиками офицерам царского Генерального штаба. — А я служил в гарнизоне.

— Уж это точно, генштабистов хватало, — согласился Алексей Фадеевич. — Ресторациями и мне было недосуг увлекаться, а винцо я обычно брал в «Экономке», очень удобно было.

Воронцов вспомнил старый, дореволюционный Петербург, большой военный универсальный магазин Гвардейского экономического общества — «Экономку», где продавали продукты, парфюмерию, писчебумажные товары, шили на заказ шикарные мундиры. Ему стало вдруг так тоскливо, словно он вызвал в памяти образ дорогого, давно умершего человека, а гость как будто подслушал его мысли: