Книга Свинцовая ломка - Максим Михайлов

Сева быстро оббежал глазами последнего оставшегося и неуверенно жмущегося рядом какого-то нескладного вида солдата и разочарованно цокнул языком:

— Ну, давай, что ли, я сам подыграю. А ты, молодой, по сторонам посматривай пока мы работаем, — и впервые соизволив заметить нас с Русланом, снисходительно буркнул: — Ну и вы, мужики, тоже хлебальниками не щелкайте, а то, мало ли…

Я автоматически согласно кивнул, Руслан тоже что-то буркнул себе под нос, явно недовольный столь малозначительной ролью. А названный Психом боец, тем временем уже приступил к работе. Отвернувшись на миг с силой провел ладонями по лицу сверху вниз, и когда он отнял их, это был уже совсем другой человек. Преображение произошло просто мгновенно, теперь перед нами стоял не спокойный и уравновешенный солдат, а контуженный на всю голову отморозок, разве что пену изо рта не пускал хлопьями. Меня аж передернуло от столь неожиданного и радикального превращения. Во все глаза я смотрел, что же будет дальше, уже понимая за что этого флегматичного и добродушного с виду парня прозвали Психом.

Солдат меж тем, рыкнув что-то нечленораздельное и явно матерное ухватил обеими руками пленника за грудки и одним сильным рывком вздернул его на подламывающиеся ноги, притянул к себе яростно взрыкивая, брызгая слюной прямо ему в лицо, впиваясь горящим неподдельной ненавистью взглядом в расфокусированные зрачки.

— Падла! Наводил на нас значит?! Убить хотел, сука! На!

Две размашистые хлесткие оплеухи обрушились на лицо пленника.

— Я тебя, падла, пополам порву! Зубами грызть буду! Веришь мне, сука?! Веришь?!

Пленник отчаянно трясет головой, будто паралитик, глаза его кажется сейчас выпрыгнут из орбит. Неожиданно мой взгляд утыкается в расплывающееся у него по брюкам темное пятно и совсем неуместная сейчас брезгливая жалость скручивает мне горло.

— Прямо здесь тебя закопаю, урод! На куски порежу! — беснуется Псих.

Звонко шлепают одна за другой оглушительные оплеухи от которых голова пленника мотается туда-сюда в разные стороны. Сева внимательно наблюдает со стороны, дожидается переломного момента, когда грузин окажется в достаточной мере сломлен и запуган совершенно дикими угрозами которые изрыгает Псих, впрочем, глядя на него я без малейших колебаний верю в абсолютную их реальность.

Наконец, Сева сочтя, что клиент окончательно дошел до кондиции, решительно вклинившись между палачом и жертвой вмешивается в ход событий. Псих делает шаг назад, выпуская из кулака скрученную на груди майку корректировщика, и тот кулем валится наземь, ноги отказываются вертикально держать его тело. Сева усаживается перед ним на корточки и сочувственно заглядывает в лицо.

— Тебя как зовут, дорогой?

Обычный вопрос заданный спокойным доброжелательным тоном, повергает пленника в шок, губы его прыгают, выталкивая наружу лишь непонятные сиплые звуки, он пытается придержать их дрожащими пальцами, размазывая по лицу все еще сочащуюся из носа кровь.

— Гоги? Гиви? Мамука? — перечисляет грузинские имена Сева.

Пленник отрицательно мотает головой и немного успокоившись и совладав таки с непослушными губами выдавливает:

— Ре… Резо…

— Резо, значит, ну хорошо, — тут же подхватывает Сева. — Мама, папа живы?

— Ж-живы… — заикается непонимающе крутя головой пленник.

— Жена, дети есть? — в голосе разведчика искреннее участие.

— Е-есть, — стонет пленный с надеждой вглядываясь в его лицо, с маху считывая сочувственную улыбку. — Есть, двое, мальчики…

— Здорово! — улыбается ему Сева. — Мальчики это здорово!

Корректировщик быстро-быстро кивает, соглашаясь, он сейчас со всем готов согласиться, лишь бы больше не били, лишь бы не пустили к нему снова того страшного отморозка, что зло сопит сейчас за спиной этого доброго, хорошего солдата.

— Хорошо, когда есть семья и дети, — мечтательно качает головой Сева, и тут же жестко добавляет: — Плохо, когда ее кормить некому! Плохо, когда дети без отца растут!

Пленный крупно вздрагивает и пытается встать на колени, тянет к разведчику руки:

— Не убивайте, не убивайте… Не надо… Пожалуйста… — жалко бормочет он, искательно заглядывая в глаза.

— Да, в скверную историю ты влип, парень, — цокает языком, отстраняясь от пленника Сева. — Вот тот, боец, ты уже с ним познакомился, страсть как вас грузин не любит. Он вообще никого не любит. Злой, как собака. Ему в Чечне полностью башню перекосило, только и думает, как бы кого-нибудь замочить…

Корректировщик испугано заглядывает Севе через плечо, Псих корчит ему зверскую рожу, и грузина опять пробивает электрический разряд нервного тика.

— Вот разве что ты расскажешь нам что-нибудь полезное… — задумчиво тянет Сева, глядя куда-то вдаль, будто его и вовсе не интересует ответ.

— Да, да! — поспешно соглашается грузин. — Все скажу! Все! Только не убивай, только не пускай его больше ко мне!

— Только не врать! — жестко припечатывает, будто ставя жирную точку, Сева.

Резо согласно трясет головой, Псих жутко оскаливается из-за спины командира, и грузина опять начинает колотить.

— Сколько еще ваших солдат в селе? Есть ли отряд самообороны? Где стоит та батарея, которую ты наводил? Точные координаты?

Вопросы следуют один за другим, задаются в максимальном темпе, не дающим ни одной лишней секунды на раздумья, едва пленный замолкает, даже просто для того, чтобы набрать в грудь порцию воздуха, Псих утробно рыкает и слова продолжают литься рекой.

Из рассказа пленника получается, что в селе никакой обороны не планировалось. Квартировавший здесь батальон третьей мотопехотной бригады еще на рассвете спешным порядком отступил в сторону Гори, вместе с ним ушли и местные самооборонщики. Да и большая часть гражданского населения, опасаясь погрома, тоже двинулась в ту сторону похватав на скорую руку самые дорогие пожитки. Село практически брошено. Минометная батарея оставалась в качестве заслона, с задачей нанести удар по сосредотачивающимся для штурма войскам и срочно уходить, догоняя пехоту. Сейчас скорее всего минометчики уже вовсю сворачиваются. Сам Резо оказался кадровым военнослужащим, той самой минометной батареи. В гражданское он переоделся для маскировки, надеясь в случае чего сойти за местного.

Кто знает, может это у него и получилось, если бы успел вовремя скинуть бинокль и рацию. Хотя и теперь его участь была не столь уж незавидной, все-таки попал в плен к кадровым российским военным, а значит вполне мог рассчитывать на сохранение жизни, медицинскую помощь и возвращение домой живым после войны. Возьми его ополченцы, или добровольцы все могло повернуться совсем по-другому. Гораздо более печально.

Село горело, подожженное сразу со всех четырех концов. Жарко полыхали объятые пламенем дома, полз к синему небу жирный черный дым, летела по воздуху копоть. Где-то там в непроницаемом для глаз облаке деловито копошились добровольцы, ветер доносил до нас спорадическую стрельбу и азартные крики. Десантники ушли дальше, в сторону Гори, а добровольческие отряды остались. Они пришли сюда жечь грузинские танки, но танков на их долю, увы, не хватило, поэтому теперь они должны были спалить хотя бы брошенные грузинами дома. Хоть как-то оправдать свое присутствие на этой войне.