Книга Далекие берега. Навстречу судьбе - Ромэн Сарду

Но не тут-то было! На следующее утро два человека, Джон Томпсон и Джордж Робинсон, уехали из Лондона во Францию. Эти двое были казначеями Корпорации милосердия, агентства, созданного двадцать лет назад для того, чтобы наиболее обездоленные смогли получать кредиты. Эта корпорация выдавала кредиты под самые низкие проценты.

Корпорация милосердия считалась вершиной филантропического духа Англии. Но с ее счетами плутовали. Богатые спекулянты пользовались условиями, установленными для бедных, и получали колоссальные барыши. Корпорация выдавала намного больше кредитов, чем должна была.

В кассе не хватало пятьсот семьдесят тысяч фунтов!

Бегство двух казначеев подлило масла в огонь: вспыхнул грандиозный скандал.

Это было гораздо хуже, чем крах Компании Южных морей, положивший конец колониальным амбициям Августуса Муира.

До этого никто даже подумать не мог, что уважаемое агентство было средоточием тайных махинаций. Сама суть филантропии оказалась под сомнением. Пожертвования прекратились. Всеобщее недоверие не обошло стороной и проект новой колонии.

В своих статьях Оглеторп вновь начал приводить сведения, добытые Робертом Монтгомери и Жан-Пьером Пюрри. Он говорил о будущей Джорджии как о «рае, расположенном на той же параллели, что и Земля Обетованная, где все растет само по себе, не требуя человеческого труда, где воздух столь живителен, что человек может прожить три сотни лет». Критики высмеивали эти доводы, подозревая, что они служили приманкой для жертвователей, для обогащения подставных, с виду весьма щедрых основателей колонии, готовых исчезнуть, едва будут собраны средства.

— Увы, это слишком красиво! — сокрушался Гудрич, узнав об этой клеветнической кампании. — Если судьбе не будет угодно, я не увижу, как Оглеторпу удастся воплотить свой замысел в жизнь.

Через два дня в «Красный мундир» вбежал Филипп, размахивая последним номером «Лондонской газеты».

— Томас Ламар в Лондоне! Красно-белокожий! Герой Саванны и Чаттахучи! Он узнал о проекте Джорджии!

Все помнили имя знаменитого исследователя. Толпа, которая испытала столько разнообразных чувств при чтении книги о его подвигах, возликовала, услышав о его приезде. Многие считали Томаса Ламара умершим, некоторые даже утверждали, что его вообще не существовало, что он был всего лишь выдумкой издателя Вильяма Тейлора.

«Лондонская газета» сообщала о том, что Томас Ламар будет присутствовать на чрезвычайном открытом заседании Общества Джорджии.[13]

Публика валом валила, чтобы увидеть героя «Борьбы не на жизнь, а на смерть белого человека среди дикарей». Филиппу и Ребекке, для которых этот роман был счастливым общим воспоминанием, благодаря Оглеторпу удалось попасть в театр, арендованный по случаю этого события.

Заседание открыли Оглеторп и Персиваль, подчеркнувшие в своих речах то, что отличало их проект от проекта скандальной Корпорации милосердия. Управляющие Джорджии, запятнавшие себя в ином скандале, а именно Арчибальд Грант и Роберт Саттон, подали в отставку. Оглеторп и Персиваль отвергли обвинения в мистификации, выдвинутые против них, и дали новые гарантии контроля расходования пожертвований, поступавших на счет в Банке Англии, где можно было в любое время навести справки.

Им долго аплодировали.

Наконец было объявлено о выступлении Томаса Ламара.

В зрительном зале установилась абсолютная тишина.

На сцене появился герой.

В этот момент в зале раздались пронзительные крики. Это кричали Филипп и Ребекка.

К авансцене подходил Кен Гудрич.

Гудрич начал с того, что рассказал, как он вместе со своей супругой Китги жил на острове Томогучи вплоть до 1717 года. Во время ужасной войны, развязанной ямаси, когда конфедерация индейцев выступила против англичан Каролины, его дом был дважды разрушен. В первый раз — бледнолицыми, второй раз — краснокожими. Оба его сына, Ожидаемый-с-нетерпением и Раскат-грома, встав на сторону индейцев в их борьбе с англичанами, погибли при пожаре в деревне чероки. Обезумевшие от горя Томас и Китги Ламар, видя, как убивают их друзей индейцев, решили уехать. Томас распростился со своими надеждами увидеть когда-либо, как европейцы будут жить в мире с индейцами. Китги, последняя из йео, хотела все забыть. Они отправились в Англию. В городе графства Херефордшир под названием Гудрич они решили сменить фамилию, чтобы навсегда распроститься со своим мучительным прошлым. Ламару удалось продать свои реликвии из драгоценных металлов, которые ему подарили индейцы, в том числе верховный вождь Брим. На эти деньги они купили в Клеркенвелле лавку «Красный мундир». Ламар, рассудив, что лондонцы не в состоянии различать представителей индейских племен Нового Света, выдал свою супругу йео за индианку из племени аравак с Антильских островов. Они придумали для себя прошлое на острове Барбадос и стали скромно жить, подражая во всем другим английским супружеским парам. Даже невероятная шумиха, поднявшаяся вокруг публикации апокрифического рассказа о его подвигах на берегах Саванны, не убедила Гудрича открыть свое настоящее имя.

Сейчас же он вышел из тени только для того, чтобы поддержать создание Джорджии. Он заверил собравшихся, что Оглеторп не солгал, рассказывая об этих краях как о настоящем рае. Он сам, никогда не пахавший землю и не строивший дома, покинув Чарльзтаун и поселившись на острове Томогучи, имея в своем распоряжении только несколько фунтов, сумел создать домашний очаг и прокормить семью!

В зале раздался голос, прервавший его рассказ. Кто-то назвал Гудрича самозванцем.

Кен Гудрич невозмутимо расстегнул рубашку и обнажил торс: на нем по-прежнему была отчетливо видна татуировка, сделанная Бримом в Ковете, когда Гудричу было тридцать шесть лет. Сейчас ему уже исполнилось шестьдесят. Ни у кого не вызвало сомнений то, что это была старая татуировка.

Выступление героя имело ожидаемый успех. Томасу Ламару бурно аплодировали. Его поручительство развеяло все клеветнические слухи, ходившие до сих пор.

После открытого заседания Общества Ламар-Гудрич пришел вместе с Филиппом и Ребеккой в кабинет Оглеторпа, находившийся в резиденции Общества Джорджии.

Из глаз молодых людей, потрясенных неожиданным открытием, все еще лились слезы.

— Конечно, я предпочел бы ни в чем не признаваться, — сказал им славный Гудрич. Он улыбнулся: — Во-первых, потому что ты, Филипп, был бы сильно разочарован, узнав, что я не умею убивать медведей голыми руками и что моя жизнь мало походит на жизнь того Красно-белокожего, которым ты восхищался, читая роман. Во-вторых, Марсия и я, мы прекрасно приспособились к этой жизни, полной лжи. Такое существование помогало никогда не думать о том, что нам было дорого и чего мы лишились…

Гудрич попросил Оглеторпа показать ему карту края, который тот собирался колонизировать. Он провел пальцем вдоль извилистой линии, изображавшей реку Саванна, потом взял перо и после устья, на первом крутом повороте, нарисовал маленький остров в форме полумесяца.