Книга Голубая звезда - Жюльетта Бенцони

– Если бы ты знал всю правду, старина, – проговорил Морозини сквозь зубы, – то грустил бы куда меньше, а вот разъярился бы больше.

Мина безо всяких приключений доставила драгоценный груз в условленное место, как ей и было лаконично приказано накануне вечером по телефону. Теперь требовалось освободить Анельку, хотя сразу же вставал вопрос, что с ней делать дальше. Как человек чести, Морозини обязан был вернуть ее супругу, обрекшему себя на такую тяжкую жертву, но вместе с тем Альдо страшно не хотелось отдавать любимую женщину другому. Суть стоявшей перед ним дилеммы отлично понял Видаль-Пеликорн. Пожав князю руку на прощанье, археолог сказал:

– Главное, чтобы вы оба выбрались живыми из этой передряги! А потом она, возможно, рассудит по-своему.

Весь день лил дождь. Ночь оставалась такой же промозглой и зябкой. Народу на улицах было совсем немного. Автомобиль с бархатистым шелестом катил по блестящей асфальтовой ленте, в конце которой виднелась Триумфальная арка – подсвеченная лишь до трех четвертей высоты, и притом довольно тускло.

Добравшись до указанного места, Морозини остановил машину, вынул портсигар, чтобы успокоить нервы, чиркнул спичкой, но не успел прикурить тонкую сигарету – дверца внезапно распахнулась, и пламя погасло, задутое мощным порывом ветра. В ту же секунду гнусавый голос с несомненным нью-йоркским акцентом приказал:

– Подвинься! За руль сяду я. И не вздумай дергаться!

В подтверждение серьезности своих слов незнакомец ткнул дулом пистолета в челюсть Альдо. Пересев на соседнее сиденье, тот ограничился одним вопросом:

– Вам уже приходилось водить «Роллс-ройс»?

– Чего? Разве эта тачка отличается от других? Покатит как миленькая.

Морозини живо представил себе, что сказал бы шофер Рейли, услышав подобные кощунственные слова, но тут же забыл об этом, ибо вторая дверца также распахнулась и на запястьях у него защелкнулись наручники, а на глаза легла плотная черная повязка.

– Вот теперь можно ехать! – возвестил другой голос.

У этого был выговор уроженца парижского предместья, что в данной ситуации не радовало, – судя по всему, второй персонаж был ничуть не лучше первого.

Человек, который уселся за руль, был явно исполинского телосложения. Альдо убедился в этом сразу – его жизненное пространство заметно уменьшилось. Под тяжестью гиганта слегка скрипнули рессоры – ужасающее надругательство! От незнакомца разило ромом, спутник его источал запах дешевых азиатских духов, и салон благородного автомобиля теперь напоминал восточный базар.

Новый водитель рванул с места так резко, что машина негодующе рявкнула. Морозини поддержал этот протест:

– Вам бы трактор водить! Я так и думал, что «сэр Генри» будет недоволен.

– Что еще за сэр Генри?

– Вам следовало бы знать, друг мой, что на заводах «Роллс-ройс» так называют мотор. Это имя носил создавший его кудесник.

– Хочешь, чтобы я тебе глотку заткнул, сноб поганый? – прорычал тот, что сидел сзади. – Ты меня не раздражай!

Учитывая особые обстоятельства, «сноб поганый» счел за лучшее не искушать судьбу, резонно рассудив, что его могут принудить к молчанию самыми жесткими средствами. Откинувшись на спинку сиденья, он сделал попытку определить дорогу в надежде на свою память и хорошее знание Парижа – но быстро потерял нить, так как повязка совершенно не пропускала света. Машина сначала спустилась по авеню Буа, затем свернула направо, потом налево, снова направо и еще раз налево… Вскоре названия улиц совершенно перепутались у него в голове, хотя новый водитель, обескураженный сарказмом пленника, несколько сбавил скорость.

Они ехали уже около часа, о чем возвестил бой курантов на какой-то церкви. Изумительная мягкость хода «Роллс-ройса» не позволяла определить состояние дороги. Лишь в самом конце пути машину слегка тряхнуло, и Альдо явственно услышал, как хрустит под колесами гравий. Через несколько секунд машина остановилась.

Шофер, не открывавший рта после небольшого урока, преподанного ему Морозини, грубо бросил:

– Сиди спокойно! Я сам тебя вытащу и помогу идти...

– Чтобы поберечь твою красивую морду, – насмешливо добавил его спутник. – Синяки долго не сходят!

Едва ступив на землю, Морозини почувствовал, как его схватили за руку и почти понесли, – этот помощник, вероятно, был ростом с гориллу. Ему пришлось поднять и вторую руку, чтобы наручники не впивались в кожу. Они поднялись по нескольким каменным ступенькам. Здесь пахло землей, деревьями, влажной травой. Какая-то загородная вилла? Затем под ногами оказались мраморные плиты, и за ними захлопнулась тяжелая дверь. Скрипнули половицы паркета, но почти сразу эти звуки поглотил густой ковер.

Державшие его пальцы разжались, и князь покачнулся, словно слепой, оказавшийся без опоры в пустом пространстве. Внезапно с глаз упала повязка – к сожалению, очень уж надежная, – и Морозини быстро прикрыл скованными руками глаза, чтобы заслониться от яркого света. Прямо в глаза ему была направлена стоявшая на столе мощная лампа.

Скрипучий холодный голос с едва заметным акцентом властно произнес:

– Снимите с него наручники! Теперь это уже не нужно.

– Если бы вы еще соблаговолили повернуть лампу в другую сторону, я был бы вам весьма признателен, – сказал Морозини.

– Не требуйте слишком многого! Деньги и драгоценность при вас?

– Были при мне, когда я вышел из особняка сэра Эрика Фэррэлса. А теперь вам лучше обратиться к своим сообщникам.

– Все здесь, босс! – ответил американец, радуясь возможности перейти на родной язык.

– Так чего ты ждешь? Неси их сюда!

Когда гигант оказался в полосе света, стало ясно, что сложением он действительно смахивает на гориллу – двухметровый рост и соответствующая комплекция! К облегчению пленника, он опустил лампу, которая освещала теперь темную блестящую поверхность – видимо, это был письменный стол.

Появились очертания сидевшего за ним человека в твидовом пиджаке, но четко видны были только его красивые и сильные руки: они повозились с замком чемоданчика, а затем извлекли из него пачки банкнот и открыли футляр, в котором теплым огнем сверкнули грани сапфира и холодным пламенем алмазная оправа. При виде драгоценности незнакомец восторженно присвистнул, а Морозини мысленно воздал хвалу талантам Симона Аронова: воистину он был мастером своего дела и создал настоящее произведение искусства – фальшивые камни казались лучше подлинных.

– Как жаль, что нельзя оставить это себе! – пробормотал незнакомец. – Но я дал слово и должен сдержать его!

– Очень рад, что вы придерживаетесь столь благородного образа мыслей, – насмешливо отозвался Морозини. – Итак, вы получили то, что хотели, а потому прошу вас вернуть мне, во – первых, леди Фэррэлс, во-вторых, свободу... и, разумеется, «Роллс-ройс», чтобы я мог отвезти домой вашу пленницу. Если она, конечно, жива, – добавил он встревоженным и одновременно угрожающим тоном.