Книга Готовься к войне - Андрей Рубанов

За соседним столиком устроились две мамашки с рыхлыми телесами любительниц тортиков. Бросили торопливые взгляды. Не игривые или заинтересованные — скорее недоуменные. Не исключено, что сегодня банкир действительно плохо выглядел. Когда, осторожно лавируя меж малышей, появился Горохов — загорелый, в серой офисной тройке, — подруги заметно расслабились. Усталый лохматый мужик, стискивающий в руке резиновый эспандер, был им непонятен, тогда как его товарищ, застегнутый на все пуговицы лощеный бизнесмен, вполне укладывался в парадигму «папаша и его небогатый друг после работы прогуливают своих чад».

— Странное место для встречи, — сказал банкиров зам.

— Нормальное, — буркнул Знаев. — Когда ты последний раз давал «слово пацана»?

— В детстве.

— А я — вчера вечером.

— Понятно.

Банкир показал подбородком на детвору:

— Смотри. Сейчас принято критиковать общество потребления. Рыдать о бездуховности. Но взгляни на этих детей. Они смеются. Они счастливы. Видишь моего? Третий слева, руль крутит. Если выиграет — сбоку выезжает особый купон. За десять купонов дают приз. Тряпичного Микки-Мауса. Вон как хитро налажено! У меня в детстве такого не было. А у моего сына — есть. Я его сюда привел — у него праздник. Он сияет. Может, не все так плохо в обществе потребления, если наши дети счастливы? Хоть иногда?

— Я об этом как-то не думал, — сказал Горохов, осторожно присаживаясь на пластмассовый стул. — Вернее, думал, но давно. Моему уже пятнадцать. Он у меня кайт-серфер.

— Это что такое?

— Долго рассказывать. Тут курить можно?

— Нет. Соку выпей.

— Я бы выпил вина холодного.

— Здесь детский клуб, Алекс. Здесь не наливают. И не курят.

Горохов вздохнул:

— Поэтому ты тут и сидишь.

— В смысле?

— Ты ненавидишь, когда курят.

Знаев, вдруг поглощенный тоской, горько спросил:

— С чего ты взял? Почему — «ненавижу»? Хочешь курить — кури на здоровье. Что вы все из меня зануду делаете? Я что, кому-то что-то навязываю? Объявляю себя носителем истины? Я уважаю любой образ жизни. Но я хочу, чтоб и мой образ жизни уважали. А не крутили пальцем у виска. Я тоже живой человек. Стадное существо. Бывает, я тоже хочу, как все. Работать с девяти до шести. Вечером — стаканчик крепкого… Газетой пошелестеть, сериал позырить. Эту, как ее… «Прелестную няню»…

— «Прекрасную няню».

— Да. Ее. Ты что, Алекс, всерьез думаешь, что я считаю себя самым правильным? А всех остальных — убогими?

Горохов дипломатично промолчал. Банкир подождал ответа, не дождался и разозлился.

— Ну и черт с тобой. Рассказывай, как день прошел.

— Нормально. Деньги для Лихорылова перевели. Концы в УБЭПе ищем. На корсчету почти двадцать миллионов. Единственное мелкое происшествие — прогул. Новенькая, рыжая, не вышла на работу.

— Увольняй, — равнодушно сказал Знаев.

— Давай не будем спешить. Хорошая девчонка, вполне справляется… И потом, мы же хотели… через нее… Солодюка подставить.

— Увольняй, — повторил банкир. — Солодюк нас опередил. Оказался быстрее. Делай выводы, Алекс. Побеждает только самый быстрый. Концы в УБЭПе искать уже не надо. Я тебя поэтому и позвал. УБЭП сам придет. Возможно, уже завтра утром. УБЭПу нужны бумаги по украинскому газу. Помнишь эту сделку?

— Нет.

Знаев энергично кивнул.

— Так им и скажешь. Ментам. Ничего не помню. А было вот что: три года назад мы выдали людям с Украины три миллиона долларов наличными. Деньги были газовые.

Фирму, «помойку», делал Солодюк. Теперь на него наехали, и он меня сдал.

— В каком смысле?

— В прямом! — прорычал банкир и искоса посмотрел на слегка напрягшихся мамашек — В каком еще смысле можно сдать человека? У нас будут делать выемку. «Помойка», конечно, ликвидирована по всем правилам… Но кассовые документы мы обязаны хранить пять лет. Сейчас езжай в офис и поднимай архив. Найди все отчеты. Они поддельные. Их рисовал Солодюк Он был директором, он расписывался — везде он, и только он. Но ты все равно проверь… Вдруг там случайно где-нибудь что-нибудь… моей рукой… В общем, подготовься.

Горохов, сквозь загар, слегка побледнел.

— Он дал показания?

— Говорит, что дал. Подробные.

— Плохо.

— Отобьемся, — сказал Знаев. — Показаний одного фигуранта недостаточно. И вообще, дело не заказное. Просто ребята в погонах хотят снять с меня жир. На всякий случай подготовь приказ о моем смещении с поста председателя правления. Обзвони акционеров. Пусть уволят меня, а тебя назначат. Задним числом. Где-нибудь в апреле… Найди моего адвоката, он обязан быть готов… Плохо, что сейчас у нас мало свободных наличных. Приготовлен миллион, но это — для моей стройки. Если меня закроют — отдашь им этот миллион. То есть отдашь, сколько попросят, но миллион — максимум… Торгуйся. Требуй гарантий. Тысяч двести вперед, потом — снятие обвинений, потом остальное…

— А Солодюк? Может, лучше заплатить ему? Те же тысяч двести? Чтоб отказался от своих слов?

Банкир вспомнил бывшего партнера, жалкого, потного, мощно сосущего горечь из горла, и пробормотал:

— Он и так откажется. Бесплатно. На первой же очной ставке.

— Ты уверен?

— Да. Он не подлый. Он просто слабак.

— Лучше б был подлым…

Знаев критически изучил лицо заместителя.

— Ты чего, Алекс?

— Что?

— Ты бледный.

— Я бледный?

— Да. Не переживай. Не будь бледным. Подумаешь, менты. Мало, что ли, мы с тобой ментов видели?

— Хотелось бы поменьше.

— Не в этой стране, — весело сказал Знаев. — Впрочем, давай переиграем. Не делай приказа о моем увольнении. Завтра встретишь их — проводи в мой кабинет, предложи кофе — и пусть ждут меня.

— Я в порядке, — сухо сказал Горохов. — Ты ведь платишь мне именно за это, правильно? Чтоб я всегда был в порядке… Я — в порядке. А бледный или нет — это мое дело.

Обиделся, понял Знаев.

— Я не хотел тебя обидеть, — сказал он.

— Ты меня не обидел. В четверг нам с тобой упало с неба двести тысяч евро. Во вторник упали люди в погонах… Всегда что-то падает. Наше дело — ловить.

— Или не ловить.

— Да. Или не ловить.

Банкир помолчал и предложил:

— Хочешь, давай закроем контору. Продадим. Финансы надоели. Будем строить супермаркет.

Горохов усмехнулся:

— «Готовься к войне»? — Да.

— А банк?