Книга Бал для убийцы - Николай Буянов

— Какие отношения у него были с Валерией?

— Мягко говоря, прохладные. Он что-нибудь спросит… или попросит — она, паршивка, задерет нос и мимо, будто не слышит. Хотя на похоронах плакала.

— Еще один вопрос. Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Аристарх Францевич Гольдберг?

— Гм… Нет, среди моих знакомых вроде…

— А имя «Челнок» вам о чем-нибудь говорит? Точнее, не имя, а прозвище?

— Челнок? Ну, маленькая лодка…»

— Мне он кажется искренним, — убежденно сказала Майя, слушая магнитофонную запись. Они вдвоем со следователем расположились возле старенького катушечного монстра времен, пожалуй, еще сладкой черно-белой троицы Знаменский-Томин-Кибрит, вслух мечтавшей об искоренении мировой преступности к конце текущего квартала.

— Из ваших уст слышать об искренности, — устало хмыкнул Колчин. — А что касается «Челнока»… Все это настолько зыбко, противоречиво… Я на девяносто девять процентов уверен: тянем пустышку.

«— На вашем месте я бы не занимался историческими изысками, а сосредоточил внимание на Гоце. Если окажется, что школьный историк приходил к нему за экспонатами…

— К сожалению, его уже не спросишь.

— Вот как? Вы что же, не надеетесь его поймать?

— Василий Евгеньевич Гоц был убит вчера вечером, между восемнадцатью и двадцатью часами. Застрелен из пистолета Макарова.

Пауза — гораздо длиннее всех предыдущих.

— Значит, преступник его выследил… Он нашел его раньше вас!

— В связи с этим у меня вопрос, и постарайтесь ответить на него как можно точнее: где вы находились и что делали в указанный промежуток?

— Убийство… Черт возьми, но как?! Где?

— Так не пойдет, Артур Дмитриевич. Давайте все же займемся разделением труда: я спрашиваю, вы отвечаете.

— Конечно, — тяжелый вздох и невеселый смешок. — Вот и еще один из нас вне подозрений. В качестве алиби — смерть, классное название для триллера… Где я был? Дома. Чем занимался — убейте, не помню.

— А Валерия?

— Мы были вместе. Она может подтвердить…

— К сожалению, она является подозреваемой, и я не могу верить ей на слово. Как и вам всем.

— Что же прикажете делать?»

Показания.

«— Анжелика, ты не против, если я задам несколько вопросов? В присутствии твоего папы, разумеется.

— Лика, ты можешь не отвечать, — глас Севы Бродникова. — Вы не имеете права, я кандидат в депутаты…

— Пап, замолчи ради бога. Давайте свои вопросы.

— В первую очередь: где ты находилась вчера, пятого января, между шестью и восемью вечера?

— Дома, как обычно. Меня предки под охраной держат, вы разве не в курсе? Мама утверждает, будто я сижу на игле (хотя я ни сном ни духом), папа — что я потопила подводную лодку „Курск"…

— Лика, будь добра!…

— Одну минуту. А ты не слышала выстрел?

— Меня уже спрашивали. У нас магнитофон орал, в смысле через наушники… Но тетя Джейн не виновата!

— В чем?

— Она его не убивала.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что она была у нас. Мамка сначала ее не пускала — боялась, как бы я морально не травмировалась.

— Детка, этот маньяк держал ее под пистолетом, — тут же сдал Майю друг детства. — Так что я не удивлюсь…

— Сначала давай поговорим о новогоднем вечере. Ты была в костюме Домино?

— Да, мне Валька Савичева состряпала. Она всем подряд шьет, кроме себя самой…»

— «Шить на себя скучно, — вспомнила Майя. — Все равно что писать себе самой открытки ко дню рождения».

— Правда? — Колчин задумчиво покачал головой. — А девочка, оказывается, философ.

«— Ты сказала, что выходила из актового зала. Во сколько примерно?

— Я не смотрела на часы. Где-то после десяти.

— Зачем?

— Просто так. Три часа подряд в этой музыкальной табакерке — свихнешься. Все выходили: кто покурить, кто свежим воздухом подышать.

— Что было дальше?

Пауза.

— Поднялась вверх по лестнице. Собственно, сначала я хотела выйти на улицу, но у центрального входа околачивался Эдик, а мне с ним влом было встречаться. Я толкнулась к черному ходу, где каморка завхоза, — заперто. Поплелась наверх, покурить…

— Лика! — начальственный окрик Севы.

— Да я фигурально. На самом деле просто…

— Ты была одна?

— Сначала да, а потом… Я услышала шаги Эдика внизу и голос: „Эй, подожди-ка!" Или что-то в этом роде.

— Он не назвал того, к кому обращался?

— Ну, сначала я решила, что ко мне… В общем, я на всякий случай поднялась выше, на третий этаж, пробралась в закуток, где туалет для мальчиков, — там темно… Короче, затаилась. Думала, Эдик не найдет. Только он, оказывается, искал не меня.

— Давай-ка с этого момента поподробнее.

Лику явно передернуло.

— Мне и так это снится чуть ли не каждую ночь. То есть сначала я вообще не спала: только голову на подушку, глаза закрою…

Голос Севы:

— Лика, ты вовсе не обязана…

— А самое главное, я почти ничего и не запомнила: темень была, как у негра в ж… Короче, кто-то возился возле двери в музей — кто-то согнутый, как крючок, мне даже показалось, старушка. Платок с заплаткой, передник, какие-то несуразные остроносые башмаки на ногах… Я сначала чуть не рассмеялась: было забавно. А потом…

— Продолжай, милая, не бойся.

— Охранник протопал мимо (я вся сжалась: думала, заметит… Не заметил), вдруг закричал: „А ну стой! Ты что здесь делаешь?" Она обернулась…

— Она?

— Она, — выдохнула Келли. — Ведьма.

— …Подняла руку — у нее, кажется, была палка — и резко так, неожиданно, с размаха… Эдик даже защититься не успел. А она будто озверела. Эдик уже на полу лежит, а она бьет и бьет и остановиться не может. Только когда сирена включилась…»

— Остальное вы знаете, — сказал Колчин, останавливая пленку. — Включилась сирена, вы выбежали из кабинета истории, оставив дверь открытой, — путь свободен, убийца прячет труп…

— Но какая для этого сила нужна!

— Не обязательно. Он (или она) тащит охранника за ноги (на полу остался след). Пока вы бьетесь в дверь музея и тушите пожар — спускается вниз по лестнице и растворяется в толпе. Меня во всей этой эпопее настораживают два момента.

— Аналогично, — быстро сказала Майя.

— Ну-ка, ну-ка?