Книга Марианна в огненном венке. Книга 2 - Жюльетта Бенцони

Среди этих довольно мрачных дней Жоливаля нашла добрая весть, переданная его нотариусом. Добрая, хотя и траурная: его невидимая супруга скончалась. Септимания де Жоливаль получила смертельное воспаление легких, сопровождая герцогиню Ангулемскую во время ее визитов милосердия вокруг Хартвела.

Аркадиус не стал лицемерить и проливать слезы.

Он никогда не любил ее, и в его скомканной жизни она играла только роль статистки, но он был достаточно хорошим дворянином, чтобы воздержаться от проявления неуместной радости.

Марианна занялась им. Мимо ее внимания не прошли растрогавшие ее горячие чувства, связывавшие виконта и ее кузину. Жоливаль относился к Аделаиде с уважением и заботливостью, из-за которых проглядывала нежность. И именно она, сообщив о своем намерении в ближайшее время уехать в Лукку, заявила:

— Раз вы теперь свободны, Жоливаль, почему бы вам не жениться на Аделаиде? Вы оба отлично подходите друг другу, и ваше положение в семье станет более солидным, чем роль какого-то заморского дядюшки…

С достойным подражания единодушием оба покраснели. Затем Жоливаль, явно разволновавшись, сказал совсем тихо:

— Я был бы невероятно рад, дорогая Марианна… но я не являюсь завидной партией! Ни положения, ни состояния и еще меньше надежд на них! Кожа да кости, да и то изрядно потрепанные…

— У меня тоже нет ничего… из сокровищ царицы Савской, — подхватила Аделаида, как монашка опустив глаза, — но я думаю, что смогу быть хорошей супругой, если меня хотят…

— Тогда дело решенное! — с улыбкой заключила Марианна. — Вы женитесь. Затем я возьму вас с собой в Италию. Это будет ваше свадебное путешествие.

В конце одного апрельского, еще прохладного дня кюре церкви Святого Фомы Аквинского сочетал в капелле Девы Марии Аркадиуса де Жоливаля и Аделаиду д'Ассельна законным браком в присутствии князя Талейрана и мадам Гамелен, которые были свидетелями.

Рядом с виконтом, вытянувшимся как палка, в костюме, представлявшем великолепную жемчужно-серую симфонию, Аделаида в сиреневом шелковом платье, в шляпке с цветами, с большим букетом фиалок в руке, сияла, помолодев лет на десять. Затем последовал превосходный ужин, ради которого великий Карем соизволил проявить свой гений, в новом особняке Талейрана на улице Сен-Флорентен, где вице-канцлер поселился больше года назад, после того как продал императору Матиньон.

Как-то ночью, после полуночи, мужчина в черном постучал в дверь особняка на Лилльской улице. Он был закутан в большой плащ, маска скрывала его лицо, но он склонился перед молодой женщиной, как перед королевой. Не говоря ни слова, он показал затянутой в черную перчатку рукой золотую пластинку, на которой были выгравированы четыре буквы: «A.M.D.G.».

Марианна сообразила, что это посланец, о котором говорил кардинал де Шазей. Она сбегала в свою комнату, принесла и вложила в руку посланца бриллиантовую слезу. Тот снова поклонился, повернулся и исчез, так и не подав голоса. Но когда тяжелая дверь особняка захлопнулась за человеком в черном, Марианна позвала Гракха.

— Ты можешь все готовить для отъезда, — сказала она ему. — Здесь мне больше нечего делать…

Почтовая карета, на сиденье которой с прежним достоинством восседал Гракх, катила через парк. Она достигла огромного зеленого ковра, где царственные павлины по-прежнему совершали величественную прогулку, выехала к дворцу и остановилась наконец у подножия широкой лестницы со стоявшими по ранжиру лакеями в белом с золотом, один из которых поспешил открыть дверцу.

Инстинктивно выглядывая фигуру в тюрбане, Турхан-бея, Марианна спрыгнула на землю, даже не воспользовавшись протянутой Жоливалем рукой. Аделаида и Барба спустились за ней, и последняя вдруг воскликнула, всплеснув руками:

— Езус сладчайший! Какая прелесть!..

Марианна обернулась. По дороге из конюшен приближался удивительный кортеж: Ринальдо, грозный начальник великолепных конюшен Сант'Анна, вел на поводу крошечного серого ослика, на котором донна Лавиния поддерживала мальчугана с темными кудрями. Он смеялся… И Марианна увидела, что Ринальдо выглядел более гордым и счастливым, чем если бы он вел непревзойденного Ильдерима, любимого жеребца князя.

Тем временем донна Лавиния заметила путешественников, и ее изумление было столь велико, что она едва не отпустила ребенка. И Марианна, застывшая на месте от нахлынувших на нее чувств, услышала ее недоумевающий голос.

— Ее светлость! Это ее светлость!.. Боже мой!..

В следующий момент она сняла с седла малыша и бегом понесла его, дрыгающего ножками и протестующего против такого неожиданного обращения.

— Замолчите, мое сокровище, — сказала она ему, смеясь и плача одновременно. — Это ваша мама!

— Ма-ма… ма-ма… — нараспев стал повторять малыш, а от звуков его голоса таяло сердце Марианны.

В свою очередь, она бросилась вперед, охваченная нежностью, и сошлась с Лавинией как раз вовремя, чтобы помешать ей рискнуть сделать реверанс, что с малюткой на руках было довольно трудно. Но она удержала руки, уже готовые принять ребенка.

Прижавшись к плечу старой дамы, он с обычной у детей боязнью смотрел на нее, и Марианна теперь не смела даже пошевельнуться. Она осталась на месте со сложенными руками, пожирая глазами этого ребенка, который был ее ребенком, до глубины души взволнованная, найдя его таким прекрасным.

Себастьяно выглядел большим для своих пятнадцати месяцев. У него было маленькое круглое личико, на котором сияли большие зеленые, как у матери, глаза. Облегавший его белый костюм позволял видеть легкий золотистый загар шеи и пухленьких ручек. Черные локоны поблескивали на его головке, и когда он вдруг улыбнулся, Марианна увидела, как сверкнули белизной три или четыре зуба.

Донна Лавиния осторожно отсоединила его ручки от своей шеи.

— Ну вот, — сказала она тихо, — возьмите же его, госпожа! Он ваш…

Вопреки опасениям Марианны ребенок не сопротивлялся. Он перешел из рук в руки, словно это была для него самая обычная в мире вещь. Марианна ощутила, как к ее шее прикоснулась теплая маленькая ручка.

— Мама… — пролепетал малыш. — Мама…

Тогда, изо всех сил удерживая слезы, чтобы не испугать его, она осмелилась наконец поцеловать своего сына. Волна любви поглотила ее, стремительный поток, смывший последние сожаления, последние сомнения, тогда как в глубине ее затихал пугающий голос, постепенно удаляясь:

«Ты никогда не увидишь его… Ты никогда не возьмешь его на руки… Ты не сможешь…»

Вместе с Лавинией, держа сына с гордостью императрицы, Марианна подошла к ожидавшим, тоже взволнованным до слез этой сценой, которую все, с самого отъезда из Парижа, ожидали с нетерпением и беспокойством. Жоливаль поздоровался с Лавинией на правах старого знакомого и представил свою жену, затем, поскольку все собрались войти во дворец, Марианна решилась наконец задать вопрос, который давно жег ей губы.