Книга Тихий сон смерти - Кит МакКарти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О! — только и смогла вымолвить Беверли.
— Ко мне приходили. Кому-то очень не понравился мой интерес относительно пожара в лаборатории на Роуне.
— Ты не сказал им?.. — Беверли была уверена в Люке, но в сложившихся обстоятельствах возможно всякое. Он покачал головой, и Уортон попробовала убедить себя, что он говорит правду.
— Этого не требовалось, Бев. Они сами назвали твое имя.
«Вот гадство!» Люк либо врет, вполне возможно, он сдал ее, чтобы спасти собственную карьеру, либо… Впрочем, теперь это уже не имело значения. Она больше не могла держать свое расследование в тайне. Без сомнения, Ламберт скоро будет знать все — только этого он и ждет.
Пришло время принимать решение. Можно отказаться от этого дела, и со временем все забудется (в конце концов, ее единственный проступок — несанкционированное использование служебных ресурсов), или переть напролом. Дело обещало оказаться громким, но никаких конкретных фактов у нее на руках нет — одно только инстинктивное чувство, что она разворошила настоящее осиное гнездо. Эту догадку отчасти подтверждал и тот факт, что к «Пел-Эбштейн» проявлял настойчивый интерес Джон Айзенменгер. Если заблуждается и он и расследование заведет Беверли в тупик, у нее не останется ни малейшей надежды на выживание. Прощай, карьера, прощай, пенсия, и здравствуй, грязный и вонючий охранный бизнес. Не приняв окончательного решения, Беверли все-таки спросила:
— Но имена-то у тебя остались?
Люк тяжело вздохнул, словно ему докучал назойливый ребенок, отделаться от которого не представлялось возможным. Он вышел из кухни, прошел в спальню, где на полу валялся его пиджак. На вырванном из блокнота листе, который он достал из внутреннего кармана, значились шесть фамилий. Он протянул листок Беверли.
Робин Тернер
Миллисент Суит
Морис Штейн
Жан-Жак Ренвьер
Карлос Ариас-Стелла
Джастин Нильсен
— Спасибо, Люк.
Тот не ответил, а, прошествовав к холодильнику, достал оттуда еще две бутылки пива.
— Я не стал бы возлагать на этот список большие надежды, — задумчиво произнес он наконец.
— Почему нет?
— Я проверил всех шестерых. Про Тернера и Суит ты знаешь. Нильсен тоже мертва — несколько дней назад ее квартиру взорвали, она как раз вернулась домой. — Пока Беверли переваривала новость, он продолжил: — И еще: Ренвьер пару дней назад вышел из своего дома в Париже, и больше его никто не видел.
Последнее сообщение настолько потрясло Беверли, что несколько секунд она не могла произнести ни слова. Тут Люк огорошил ее снова:
— И Штейн тоже пропал, но уже давно. Пропал сразу после пожара, даже не завершив проект.
Теперь Беверли приняла решение: она не остановится.
Они сидели за круглым деревянным столом и молча ждали ужин. Айзенменгер с головой погрузился в свое обычное состояние глубокой задумчивости. Елена поставила тарелки на стол и села напротив доктора, разливая вино по бокалам. Айзенменгер принялся за еду, но если она и доставляла ему удовольствие, по его виду это не было заметно — на лице доктора не отражалось ничего. Наверное, так и выглядит жизнь с Джоном Айзенменгером, подумала Елена.
Минут через пять он вдруг заговорил:
— Для того чтобы понять, чем они в действительности занимались, нужно четко представлять себе, что такое рак.
Догадаться, что «они» — это Робин Тернер и Миллисент Суит, Елене предоставлялось самостоятельно. Айзенменгер же продолжал:
— Каждая клетка в человеческом теле, за редкими исключениями, имеет тридцать тысяч генов. Каждый из них несет информацию о белке, некоторые белки являются структурными и создают форму клетки или, если угодно, ее «скелет», но большинство белков — это энзимы, или, попросту говоря, ферменты. Многие думают, что энзимы — это вещества в моющих средствах, которые растворяют грязь, но на самом деле они катализаторы. Они запускают химические реакции, которые иначе просто не работали бы. Энзимы являются стимуляторами биохимических процессов, создающих жизнь. Они функционируют в сложных сетях и имеют строгую иерархию. Один включает реакцию, которая, в свою очередь, включает еще восемь, а те не только включают новые пятнадцать, но и выключают шесть из первых восьми и в дополнение еще одиннадцать. Науке пока удалось расшифровать не больше одного процента их деятельности. Но даже из этого ясно, что определенная часть энзимов составляет группу основных, и эти энзимы осуществляют контроль за функционированием всех систем организма. Они запускают и контролируют все главные процессы, вроде деления клетки, ее умирания и тому подобное. Если с ними что-нибудь случается, то внутри клеток возникают проблемы — они перестают делать то, что должны делать. Такие клетки превращаются в гадких утят. Ты, хотя и ощущаешь себя единым целым, являешься многоклеточным организмом, а это значит, что фактически ты — это мириады слаженно работающих клеток. Но для того, чтобы взаимодействовать, клетки должны общаться друг с другом, отдавать и, самое главное, выполнять приказы. А теперь представь: один из важнейших генов — онкоген — в одной из клеток выходит из строя. Это может случиться в результате воздействия облучения, алкоголя, курения, употребления недостаточного количества помидоров — не важно. Если это нарушение функций создает благоприятные условия для роста клеток, если оно запускает процесс деления, когда этого не следовало бы делать, или если клетка в положенный срок не умирает, тогда все дочерние клетки повторяют то же самое. Этот сбой работы организма ведет к росту популяции больных клеток. Наиболее уязвимыми клетки становятся в момент деления. Вследствие этого упомянутая популяция гарантированно приобретает еще больше генетических отклонений. Когда ошибки благоприятствуют росту, они устойчиво повторяются, это закон биологии. Отсюда положительный обратный цикл ошибок, которые ведут к раку.
Айзенменгер говорил с таким увлечением, что Елене пришлось помахать перед носом доктора вилкой, чтобы тот не забывал об остывавшем ужине. Не глядя в тарелку, Айзенменгер ткнул в нее вилкой, подцепил первый попавшийся кусок, отправил его в рот и, не жуя, проглотил. Затем он закончил:
— Шестнадцать генов в этом вирусе — это шестнадцать самых главных, а потому самых опасных онкогенов.
— Так, значит, они создали вирус, вызывающий рак? Внеси шестнадцать генов в клетку — и сиди, жди рака?
— Они пошли дальше. Половины этого я не понимаю и, боюсь, не пойму никогда, но им таким образом удалось получить ответы на многие научные вопросы. Начать с того, что если ввести в клетку шестнадцать онкогенов — даже если вносить их непосредственно в генетический материал клетки, как это делает ретровирус, — их проявление будет слабым и непостоянным. Каким-то образом им удалось сделать этот процесс фантастически эффективным. Можно лишь предположить — потому что наверняка этого не знает никто, — что множество неизвестных науке последовательных биохимических реакций запускаются промоторами и стимуляторами, которые одновременно являются ускорителями процесса развития генов. В результате им пришлось задуматься, что делать с антионкогенами.