Книга Мастер дороги - Владимир Аренев

– Ну так иди, чего встал.

Снаружи было пусто и темно. Как, подумал Сашка, в коридоре какого-нибудь средневекового храма. Он медленно пошел, глядя на стены. Афиши были самые разные, некоторые – в полстены, на всех – знакомая фамилия.

На многих – две знакомые фамилии.

Возле «Горного эха» Сашка остановился, как будто для того, чтобы рассмотреть получше. Напротив была дверь, вполне обычная, если не считать маленького цветастого половичка перед ней. Кто в собственной квартире перед одной из комнат кладет половичок?

За дверью было тихо, он толкнул ее, зачем-то вытер ноги и вошел.

Пахло тонкими дорогими духами. В полутьме он увидел чей-то невысокий силуэт, шарахнулся назад и, только упершись спиной в дверь, сообразил: это его собственное отражение. Зеркало висело над столиком, по бокам – круглые лампочки, как бутоны тропических цветов. На стенах – фотоснимки, картины; вдоль стен, в стеклянных витринах, – какие-то нелепые вещи: засохший букет, воротничок, тусклая ручка с обломанным пером, чашка с трещиной, щербатая расческа…

Перед зеркалом покачивался на светлом стебельке еще один бутон. Серебристый, с тонкими черными прожилками. Снизу подвявшим листком – ленточка с именем и датами.

Сашка шагнул навстречу шарику, перебирая в уме все накопившиеся вопросы.

Шарик заговорил первым. Это были вполне отчетливые, хоть и приглушенные, слова, и Сашка поначалу от неожиданности проглотил язык. Стоял ни жив, ни мертв, а громадный полосатый бутон все говорил, говорил, говорил…

– …несомненно! Хотелось еще раз поднять тему… по моему скромному мнению… я – профи, я знаю… зритель, конечно, не всегда готов… сознательное решение… отказались от буквального следования тексту… Иные поражения дороже успехов… Автор зачастую сам не понимает, что и зачем пишет, его рукой водит… Я – коммерческий режиссер, это правда, но никогда не шел на поводу у публики…

Голос то пропадал, то делался громче – казалось, кто-то бездумно поворачивает верньер радиоприемника.

Сашка как-то сразу понял, что длится это уже не один час. Может, и не один день. Бесконечное самоинтервью, вглядывание в собственный образ по ту сторону зеркала. Умножение личности на бездну.

«Интересно, – подумал он, отступая к двери, – интересно, какая часть моего “я” сейчас все это именно так воспринимает?..»

Он протиснулся в коридор, даже не оглянулся по сторонам, есть ли кто рядом, и решил наведаться в туалет. Идти к Курдину был пока не готов.

Возвращаясь, Сашка снова задержался возле «Горного эха». На фоне изломанной, похожей на кардиограмму гряды – человек с автоматом. Рисовал известный художник, Сашка часто встречал его работы на постерах и в журналах, но фамилию не помнил.

Стрелок зло скалился на Сашку, и зло скалилась тень стрелка: похожая на варвара, с растрепанными волосами, с зазубренным клинком в руке. Сзади, в ущелье, вставало багровое солнце, и фигура автоматчика была вписана в этот пламенеющий овал. Уперев ствол в край овала, как будто пыталась вырваться за его пределы.

– …научи, наставь, ты же у меня такой мудрый, такой опытный. – Сашка вздрогнул, когда услышал этот голос из-за двери с половиком. Живой голос. – Знаешь, я боюсь. Боюсь, папа, боюсь, боюсь. Доренчук – он же деспот, он всю душу вынимает. А я не вижу роли. Слова – назубок, а роли не вижу. Игоря извожу, но он терпит, и Михаил терпит, я себя ненавижу за это, но по-другому не могу, не получается. И так – тоже не получается. Папа, родненький, мне сейчас очень нужен твой совет, пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста!..

В ответ – едва различимое бормотание, все такое же монотонное, как и несколько минут назад.

– Ты же слышишь меня, папа, ты же точно меня слышишь! Ну почему ты молчишь?! Папа!..

Сашка был бы рад не слушать всего этого, но не мог сразу уйти, следовало шагать осторожно, чтобы не выдать себя. Уши горели. И щеки.

Он на минутку представил, что его мама вот так же будет разговаривать с дедом…

– Ну? – спросил Курдин, когда Сашка вернулся в комнату. – Получилось?.. – Он увидел выражение Сашкиного лица, осекся и помрачнел. – Прости. Надо было тебя предупредить.

Сашка еще больше покраснел:

– При чем тут… Если бы знал, я бы… Извини. Не стоило мне…

– Она говорит: так лучше. Ну, ему, в смысле. Привычная обстановка и все такое. Заслужил. – Курдин помолчал. – Ходит к нему каждый день. Советуется. Отец его не слышит, и я – еле-еле. А мама – хорошо, она… тоньше настроена, что ли. Актеры и вообще люди искусства вроде как могут… – Курдин дернул плечом. – Я надеялся, вдруг он с тобой заговорит…

Сашка медленно покачал головой.

– Ну, – сказал Курдин, – вот. Дать тебе его дневники?

– Не надо. Я как-нибудь… как-нибудь так.

– В гости-то еще зайдешь?

– Зайду, – соврал Сашка.

* * *

Третью четверть Сашка сдал на «отлично»: и контрольные, и самостоятельные. Шансы на то, что со следующего года его переведут на бюджет, теперь казались вполне реальными. Последняя четверть – она всегда легкая. Сашка листал учебники и в общем-то знал, чего ждать.

После контрольных оставалась только защита проектов. Предзащиту Сашка миновал на крейсерской скорости. Решил не заморачиваться. Решил: все равно же никто не оценит. Кому интересны нюансы и подробности?

Ему даже хлопали, а классная сказала, что это, наверное, будет один из лучших проектов года и что дед бы им гордился.

И попросила принести на защиту шар.

– Принесешь? – спросила Настя, когда они возвращались из школы.

Сашка пожал плечами:

– Принесу, наверное…

Они не виделись две недели: Настю родители сразу после предзащиты увезли к дальним родственникам, вот только перед самыми контрольными вернули.

Солнце наконец-то выглянуло из-за туч, день был слякотный, но пах скорой весной. Хотелось забросить все, мотнуть куда-нибудь в парк… или кататься на фуникулере, пить горячий шоколад, строить планы на лето и целоваться.

– А что у тебя? На защите сильно «топили»? – спросил Сашка.

– Так… Сказали: нет своего мнения о теме. Все списываю из статей. А если я с ними согласна? Может такое быть?!

– И что теперь?

– Переписываю. Только упрощаю, чтобы поверили, что сама делала.

Тему Настя выбрала сложную, про перспективы полуострова. В экономическом, политическом и культурном аспектах. Даже для этого немного подучила тамошнее наречие.

Сашка не представлял, как она вообще такое осилила; а уж если теперь переписывать… Про выходные наверняка можно забыть. Времени-то почти не осталось.

– Ты чего нос повесил, Турухтун? Я разберусь, там работы… ерунда. Поехали на Колокольную, уток кормить?..