Книга Эпоха невинности. Итан Фром - Эдит Уортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молодой человек слушал ее, и все существо его пылало, но мысли его были в разброде, и он даже не понимал, радость или страдание несет ему эта весть. Он так решительно выбрал для себя курс, которым собирался следовать, что не сразу смог перестроиться, и пребывал в смятении. Но постепенно он проникся приятным сознанием, что трудности отступили, и чудесным образом у него появились новые возможности. Если Эллен согласилась приехать и жить с бабушкой, это могло быть только потому, что она поняла всю невозможность расстаться с ним. Это и было ее ответом на последнюю его слезную мольбу: если она и не отважилась на крайний шаг, о котором он молил, она все-таки наконец согласилась на полумеры. Он укреплялся в этой мысли, испытывая невольное облегчение; так человека, уже решившего рискнуть и все поставить на карту, внезапно охватывает обманчивое и сладостное чувство безопасности.
– Она не могла вернуться – это было невозможно! – воскликнул он.
– О, дорогой мой, я всегда знала, что ты на ее стороне, вот почему и послала за тобой сегодня, почему и сказала хорошенькой твоей женушке, когда она предложила приехать с тобой: «Нет, милая, я соскучилась по Ньюленду и не хочу ни с кем делить восторг нашей встречи». Потому что, видишь ли, дорогой мой, – она откинула голову назад, насколько позволяли ее стянутые подбородки, – борьба наша еще не кончена. Семья не хочет, чтоб она оставалась здесь, и они утверждают, что это только из-за моей болезни, из-за того, что я старая и больная, ей удалось меня убедить. Я еще не так хорошо себя чувствую, чтоб сражаться с ними в одиночку, и тебе придется взять это на себя.
– Мне? – пробормотал он.
– Тебе. А почему бы нет? – Она рывком опять приблизила к нему голову и буравила его круглыми глазками, вдруг ставшими острыми, как перочинные ножи. Ее рука, подрагивая, покинула подлокотник кресла и легла на его руку, вцепившись в нее бледными ноготками, подобно когтям хищной птицы.
– Почему нет? – пытливо вопросила она. Ее пристальный взгляд вернул Арчеру самообладание.
– О, кто со мной считается, я слишком мелок для них.
– Но ты же партнер Леттерблера, не так ли? Значит, тебе придется действовать через Леттерблера. Если только у тебя нет причины этого не делать.
– О, милая моя, я всецело поддерживаю и вашу стойкость, и вашу борьбу в одиночку, и если вам понадобится моя помощь, вы можете на меня рассчитывать, – заверил он ее.
– Значит, мы в безопасности, – вздохнула она и, вновь уложив голову в подушки, добавила со старческим лукавством:
– Я всегда знала, что ты готов нас поддержать, потому что в разговорах о необходимости Эллен вернуться к мужу они ни разу не ссылались на тебя.
От такой пугающей проницательности его чуть покоробило. На языке вертелось: «А на Мэй? На Мэй они ссылались?» Но он решил, что безопасней будет видоизменить вопрос.
– А мадам Оленска? Когда я смогу ее увидеть? – спросил он.
Старая дама захихикала и прищурилась, всем своим видом изображая игривость:
– Не сегодня. Не все сразу. Мадам Оленска сейчас нет дома.
Он даже покраснел от огорчения, а она продолжала:
– Она уехала, дитя мое, уехала в моей карете для встречи с Региной Бофорт. – Она сделала паузу – для пущего эффекта. – Вот как она теперь уже со мной обращается! На следующей день после приезда она нацепила лучшую свою шляпу и заявила мне как ни в чем не бывало, что собирается навестить Регину Бофорт. «А кто это? Я такой не знаю», – говорю. «Это ваша внучатая племянница и несчастнейшая в мире женщина», – отвечает. «Это жена негодяя», – говорю я. А она мне: «Как и я. А все мои родные хотят, чтоб я вернулась к нему». Этим она меня сразила, и я не стала тогда возражать; и вот в один прекрасный день она заявляет мне, что дождь такой сильный, что пешком идти она не может, и просит дать ей мою карету. «Для чего?» – спросила я, и она сказала: «Чтобы мне поехать повидаться с кузиной Региной». С кузиной! Я выглянула в окно, и никакого дождя там не было и в помине, но я ее поняла и разрешила ей взять карету… Надо признать, что Регина – женщина храбрая, как и Эллен, а я всегда больше всего другого ценила в людях храбрость.
Наклонившись, Арчер прижался губами к маленькой ручке, все еще лежавшей поверх его руки.
– Э-э-э! Чью это руку, молодой человек, ты целуешь в своем воображении, надеюсь, жены, а? – выпалила старая дама с этим своим издевательским смешком и, когда он поднялся, чтобы уйти, крикнула ему вслед: «Передай ей нежный привет от бабушки, но о нашем разговоре – лучше молчок!»
Глава 31
Новости, которые сообщила ему старая Кэтрин, Арчера совершенно ошеломили. То, что мадам Оленска по вызову бабушки поспешила к ней из Вашингтона, было вполне естественно, но решение поселиться у нее и жить с ней под одной крышей, в особенности, принятые теперь, когда миссис Мингот уже почти поправилась, объяснить было труднее.
Арчер был уверен, что решение мадам Оленска принято не под влиянием ее изменившегося материального положения. Он знал точную цифру небольшой суммы, выделенной ей мужем, когда они расстались. Жить на эти деньги без бабкиной субсидии было бы, по меркам Минготов, затруднительно, теперь же, когда жившая с ней Медора Мэнсон разорилась, таких крох хватало бы разве что на житье впроголодь и чтоб кое-как наготу прикрыть. Тем не менее Арчер был убежден, что предложение бабки мадам Оленска приняла не из-за материальных соображений.
Ей была свойственна безоглядная щедрость с внезапными порывами к экстравагантным тратам, чему подвержены люди, привыкшие к богатству и к деньгам равнодушные, однако она умела обходиться без многих вещей, которые ее родные считали совершенно необходимыми, и от миссис Ловел Мингот, как и от миссис Уэлланд, нередко можно было услышать сетования на то, как могут некоторые, кому посчастливилось наслаждаться всеми роскошествами вольной космополитической жизни, какую предоставил тебе граф Оленски, проявлять полное равнодушие ко всем этим благам и «совершенно не знать им цены». Более того, Арчеру было известно, что вот уже несколько месяцев, как бабушкины деньги перестали к ней поступать, но и за весь период она ни разу и
